ркали на влажных кристалликах белых лепестков. И растения, среди которых порхал серый котенок, воспряли вновь. Они были такими крохотными, будто вот-вот из земли выползает пухлый кактус, усеянный сотнями жемчужных глаз. Но плодородная почва крепко удерживала влагу; малыш же с черно-белыми глазами ступал по земле с явным дискомфортом. Вот, он совершил прыжок и придавил лапками змею, чтобы сердечно приветствовать, не более. После знакомства поднимут они с надеждой головы к девственным небесам и увидят орла, махнувшего крылом: это будет новый мирный день.
Таким светозарным могло бы быть утро в Орзоке, свободном городе посреди морских вод, если бы не омрачала его тень войны, закончившейся три года назад. Шрамы были свежи, как и свежа боль от разрыва уз с некогда близкой по духу страной, Гризалией. Истоки связи проистекали из двух похожих как две капли городов, одного языка, но с наплывом промышленной революции и обнаружении нового вида топлива – эймы, которая била фонтаном из земли только в границах Орзока, страны отдалились. При нагревании «голубая кровь» порождала электрический ток, что стало предметом зависти соседа. Она дала толчок наукам, изменилось все: изобрели электрогенераторы, провели первое освещение на улицах, машины и корабли стали ходить без пара, но войну изменить не смогла. Война никогда не меняется…
Часть I: То, чем стали – не сменить. Скажут на погосте травы.
Глава 1.
Окончив военную академию в звании лейтенанта, Третья маска – из тысяч тысяч других – был направлен на фронт под командование полковника Рюса, которому пророчили генеральское звание за выдающиеся тактические способности. На самом деле, юноша порывался с тех самых пор, как восемь лет назад началась война, но отец настаивал на том, что он должен быть готов к тому, что его ждет; должен был стать идеальным солдатом как отец.
Тогда битвы шли за самые подступы к Орзоку – безрезультатно. По данным разведки, у противника истощались запасы топлива и эймы, заправляемой как в стрелковое оружие, так и в крейсеры, и в танки, но технологическое преимущество позволяло врагам успешно обороняться.
Каждый день Третий убеждался, что сражается с жестокими и беспринципными ублюдками, не гнушавшимися даже химического оружия. И тем более, когда пришло письмо о смерти его отца: он был казнен в плену.
Ещё два года продолжалась война, пока в Гризалии не начали нарастать волнения, а смена лидеров Партии чуть не поставила под удар целостность страны, из-за чего было решено подписать перемирие. Третьего, повышенного к тому времени до майора и получившего орден за храбрость, отправили на заслуженный летний отдых, а после перевели в часть на границе освобожденных территорий.
Это была неспокойная точка: часто возникали стычки с партизанами Орзока, которые действовали без поддержки властей. Рейдерские вылазки не давали возобновить добычу эймы на этой территории и ее изучение продвигалась очень медленными темпами.
…
Рядом с частью была расположена деревня. Наверное, единственное, что было в ней примечательного – старинные обелиски с замысловатыми рунами, вкопанные неподалёку в лесу, где начало весны жители встречали гуляньями. К счастью, Третьему довелось однажды побывать на одном из таких. Деревенские оплетали разноцветными лентами деревья, отмечая дорогу от деревни к менгирам, чтобы неупокоенные души могли найти дорогу. И ровно в полночь с факелами подносили хлеб, обернутый белым полотенцем с народной вышивкой. Весьма таинственно тогда в пляшущем свете изменялись тени. И вот, в новом году юноше вновь предстала возможность посетить праздник.
В тот раз ему доверили честь нести дар вместе с лучезарной блондинкой, на щеках которой расстилался непринужденный румянец. Гражданскую форму сменили на простенькую рубаху с широким поясом и отправили от самого центра вместе с ней, подпевая позади. Она с интересом поглядывала на него и посмеивалась над тем, как сконфуженно он утопал в робе, по крайней мере так казалось. Но подтвердить догадку не было сил – голова никак не поворачивалась.
Березы расступились пред ними и гладили пышными косами, уступающими в красоте, да и пышноте, разве что локонам спутницы; заяц игриво помахал им хвостом и сопроводил вдоль извилистой тропинки, в ямках которой стояла кристальная вода.
До изваяний оставалось несколько шагов, и Она запела… Ох! Хотел бы он, чтобы этих шагов была бы сотня или тысяча или сотня тысяч. Да, пела она нестройно: излишне дрожал голос – странная мысль посетила тогда юношу: «не из-за него ль?» – но всё же ноты, рождаемые ее устами, лирично резонировали с учащенным дыханием Третьего. Эта была быличка про простачка, которым завладели бесы ненависти и мести. Но в слова юноша не вслушивался: слишком был обворожен. И он запел вместе с ней, хотя раньше даже не пытался, когда они возложили ломоть на алтарь. В складах полотенца, будто невзначай гладкая кожа коснулось его руки, и юноша от удивления заглянул ей в глаза. В золотых ореолах факелов, отразившихся в них, Третий разглядел
