Брайан неуверенно трёт затылок. – Там вообще про культурную жизнь. Тебе бы не повредило расширить кругозор, братан.
– Что ты несёшь? – Я складываю журнал пополам и убираю во внутренний карман пиджака.
– Ты стал слишком напряжённым, подозрительным. Ладно. Хочешь узнать про «сухого» или тебя больше журналы интересуют? – Брайан неуверенно мнётся, смотрит за моё плечо, на своих подопечных. Они самоотверженно ковыряются в дальнем углу лаборатории и нас не слышат. Потом переводит взгляд на меня, глубоко вздыхает и выпаливает: – Когда к нам приходили те богатые кретины, мы их гипнотизировали, так?
– Ну?
– По сути, пока они лежали в полном отрубе, мы сначала вытаскивали историю из их подсознания, смотрели, насколько она вяжется с их же словами, видели в этих историях пробелы и заполняли своими кусками, которые делали историю красочной и счастливой.
– Да, именно так и делали.
– Потом решили замутить всё это без непосредственного носителя истории. И вроде бы даже поняли, что истории у всех похожие и ничего не будет страшного, если мы их слепим в одну, подрихтуем и закинем в головы всем. Я придумал главное активное вещество – образы обладали невероятной детализацией, красочностью и разнообразием. Правое полушарие несколько секунд работало как чёртов атомный реактор. Это не просто кирпич – это кирпич, состоящий из тысячи крошечных кирпичей, и все они разного размера, формы, цвета и вкуса. Понимаешь? Есть даже мягкие, пушистые кирпичики…
– Брайан…
– У людей в памяти возникали образы, которые они переживали ярче, чем могли бы пережить в реальности. Но не суть… Кому это интересно – наркоманский бред. Проблемка была в том, что мы не хотели никого гипнотизировать и не могли достать из подсознания это первичное переживание. И вот я придумал эту штуку – сухой гипноз. Гипноз без гипнотизёра. Ты выпиваешь его, засыпаешь и видишь сон, но не обычный сон, а сон о том, что когда-то с тобой происходило «на самом деле».
– Короче…
– А затем, а вообще-то почти сразу, приходят видения, образы, которые ненавязчиво и бесшовно встраиваются, сходятся воедино, как молния на джинсах, как шестерёнки, аккуратно входят друг в друга и раскручивают полноценно весь образ, как тысячи пауков, плетущие…
– Брайан!
– …тысячи паутин во все три измерения из разноцветных шёлковых нитей. – Всё это он говорит на одном выдохе, бренча браслетами, пытаясь изобразить пальцами то ли шестерёнки, то ли молнию джинсов.
– Про шёлковые нити я уже где-то слышал…
– И вот, – продолжает он, не обращая внимания на комментарий, – ты видишь невероятную, красочную картину того, как «на самом деле всё было». И больше никаких сомнений, стресса и попыток вспомнить событие, мучившее своей неоднозначностью, серостью и ощущением потерянного времени.
– Слова-то красивые, но каков всё-таки
