запускал в них руки и вдыхал морской запах, смешанный с запахом бессонных ночей. Какие-то люди приветственно махали с берегов. За один евро они с Бурой покупали два десятка ароматных лимонов или мешок чеснока и хохотали как безумные над своими дурацкими покупками, раздражая практичную Кильку.
Они спускались в каюту переждать полуденный зной. В узкую каюту с низким потолком, где было так же тесно и жарко, как и у Мары между ног. И бесполезно было приглаживать волосы и одергивать платье и рубашку, поднимаясь обратно на палубу – по их медленным, томным движениям и неге, разливающейся вокруг теплыми потоками, все ясно читалось. Они бежали на нос, с разбегу прыгали за борт и плыли в противоход, чтобы не отстать от лодки. Юра протягивал им руки, помогая забраться на борт, и с восторгом глядел на Мару:
– Мара, ты просто русалка!
– Скорее, рыба. – Килька морщила нос и отодвигалась от этих шумных, мокрых, брызгающихся.
– Кирочка, а ты знаешь, что вавилоняне верили – солнце и луна, заканчивая свое ежедневное путешествие по небесному своду, погружаются в море. И, естественно, боги, которые их символизировали, должны были иметь подходящие тела для жизни, как на суше, так и на воде. – Юра снимал очки и протирал их краем рубашки. – Первый вавилонский бог Оаннес был с торсом мужчины и хвостом вместо ног. А первой рыбохвостой женщиной стала Атаргате – сирийская богиня луны и рыболовства.
Мара опустила зеркальце, в которое она рассматривала обгоревший нос, и взглянула на Юру:
– Как звали этих богов?
– Оаннес и Атаргата… Ой, Мара, у тебя даже зеркальце как у русалки! Их же часто изображают с зеркалом. Это символ ночного светила, повелевающего приливами и отливами.
Мара улыбнулась:
– Во сколько заказываете отлив сегодня? – Она вытянула вперед руку, направив зеркальце на море, и хитро прищурилась. – Пораньше?
Отлив, и правда, в этот день начался намного раньше обычного. Они сидели на палубе, скрестив ноги и подставляя лица ветру, и слушали старые песни Утесова. Лодка шла совершенно бесшумно, чуть покачиваясь на двугорбых волнах. Мара смотрела, как маяки на берегу прощупывают лучами темноту, и пыталась вспомнить, откуда ей так хорошо известна протяжная музыка этих странных имен – Оаннес и Атаргата…
Каждая ночь опускала на них с Бурой темно-синий звездный колпак, прозрачный, но прочный – они лежали на носу лодки, скрытые ото всех, слушали музыку и держались за руки. Романтично, банально – да, но ощущение, что большое сердце, одно на двоих, качает и гонит кровь по общим сосудам, не отпускало.
Под утро, когда уже светало и Бура засыпал, она, вжавшись лицом в подушку, твердила: «Не забирай его, пожалуйста. Я тебя очень прошу, не забирай. Море, я ведь с тобой, я твоя, пусть он будет тоже». Море отвечало мирным плеском волн за бортом.
Однажды Юра-Пулемет, разливая за обедом вино в бокалы, вдруг сказал:
– А
