/p>
«Если уж суждено терпеть рядом с собой человека, – размышляла она, – то хотя бы ради красоты. Пусть он будет надменным, молчаливым, несговорчивым, капризным, но красивым».
А вот описать достойно красоту своего Гриши у нее так и не получалось…
Она поднялась из-за стола с грязной посудой и остатками ужина, подошла к раздвижной балконной двери.
Балкон был небольшим: в длину два метра, в ширину метр. Без крыши – это же балкон. И в дождь Гриша усаживался там под зонтом. Чугунные витые перила, сквозь которые было бы видно его коленки с улицы, Саша с ранней весны завешивала кашпо с вьющимися растениями. Они буйно цвели, затягивая балконную решетку. И Грише это нравилось. Он иногда даже пытался расспрашивать ее о происхождении той или иной лианы, но интерес его угасал где-то в самом начале ее рассказа. То ли он терял нить повествования, то ли она была никудышной рассказчицей. Но вопросы о цветах у него периодически возникали.
Не помнил. Ничего не помнил из того, что она ему говорила…
Штора была отодвинута, дверь открыта, и она прекрасно видела Гришу. Он сидел в излюбленной позе в широком плетеном кресле с высокой спинкой. Под задом и спиной у Гриши располагались пухлые подушки, сшитые на заказ специально под размер кресла. Ноги он обычно вытягивал и укладывал пятками на низкую мягкую скамеечку. Он не торчал в соцсетях в такие минуты. Не читал ничего. Он держал в руках газету, которой просто обмахивался то от жары, то от мух или комаров. Глаза его всегда бывали полуприкрыты.
– Как ты можешь так что-то видеть? – как-то поинтересовалась Саша, когда он ей рассказал о каком-то забавном случае на улице.
– Наблюдать жизнь необязательно во все глаза, можно и прищурившись, – ответил он, томно улыбнувшись.
Вообще-то, Саша иногда, втайне ото всех, считала Гришу немного жеманным. Он очень много времени уделял своей внешности. Часто крутился перед зеркалом, тщательно выбирал наряды в магазине. Он проводил в примерочных куда больше времени, нежели Саша. Но она и жеманство ему с легкостью прощала, потому что Гриша был летчиком. А это так…
– Более мужественной профессии я не представляю! – выдала она подругам на последней их встрече в парке. – Я просто летать боюсь как пассажир. А тут управлять самолетом! Это какие силы надо иметь и храбрость!
– Согласна, – тут же кивнула Томочка, выгуливая свои новые туфли с таким достоинством, что старый асфальт их любимого парка наверняка мучился стыдом. – Надо иметь силу, опыт, ум. Храбрость, в конце концов.
– Летчики сейчас самолетами не управляют, – неприятным голосом вставила Настя. – Теперь это делает за них электроника. На ручное управление им просто не позволяют переходить. Только в самых экстренных случаях.
– Но он ведь может случиться – этот самый экстренный случай, – покраснев, потому что обиделась за Гришу, возразила Саша. – И что тогда?
– Что? – Настя смотрела на нее холодными синими глазами.
– Авиакатастрофа! – выдохнула Саша. И добавила: – Тьфу-тьфу-тьфу!
– Они и случаются, если летчик так себе, – подергала Настя худыми плечами. – Редко какой… А, ладно, забей. Идем лучше кофе пить.
Кофе Настя употребляла вместо чая, воды, молока, да и вместо еды, кажется, тоже. Саша кофе пила, но без такого удовольствия, как подруга. Могла спокойно прожить день-два и на чае с молоком. Тома пила кофе раз в неделю. Предпочитала зеленый чай.
Они в тот день зашли в кофейню, просидели там полтора часа. Болтали обо всем и ни о чем. Разговор к ее Грише больше не возвращался, и Саша чувствовала странную досаду. Казалось, что девочкам ее отношения совершенно не интересны. Они считают ее Гришу кем-то неавторитетным. Они либо подвергают ее восторги в его адрес сомнениям, либо пропускают их мимо ушей.
Вернувшись домой, Саша поняла, что обиделась. И, дожидаясь Гришу из очередного рейса, решила, что встречи с подругами надо дозировать. Разумно дозировать…
Сейчас, с замиранием сердца наблюдая за своим любимым, Саша поняла, что приняла тогда правильное решение. Без них она может, без него нет.
– Ты все там? – не поворачивая головы, спросил Гриша.
– Ты о чем?
Саша подошла со спины и, упираясь подбородком в высокую спинку плетеного кресла, положила ладони на плечи любимого.
– Убрала посуду, вымыла?
– Нет еще.
– Поторопись. Скоро я захочу свой чай.
Чай Гриша пил на балконе почти каждый вечер. Даже в мороз и снегопад. Правильнее: особенно в мороз и снегопад. Он находил в этом особую прелесть – мерзнуть от погоды и согреваться чаем. Так он говорил.
Саша его чудачеств не понимала. Предпочитала пить
