Бери револьвер и стреляй.
– Ты скотина, Радек! Ты спокойно идёшь по трупам вперёд.
– У меня хотя бы есть благородная цель, Быстров! А у тебя нет ничего, кроме работы. Неужели тебе так нравится копаться в человеческом дерьме?
– Хватит пафоса! Сейчас твои подельники очухаются, и мы поедем на Петровку…
Глаза дежурного превратились в два блюдца, когда он увидел, кого я притащил и велел запереть в камеру.
Я знал, что этот раунд будет проигран, что Радек прав, когда говорил о доказательствах, но уже не мог остановиться. Этот фарш назад не провернёшь.
Как только за троицей захлопнулись двери камер, я вернулся в свой кабинет и опустился на стул. На душе было скверно.
Уже вторые сутки на ногах без сна, я давно не ел, устал как собака, а впереди маячили сплошные проблемы. Даром арест Радека не пройдёт. Непременно будут последствия.
Плевать!
Я услышал чьи-то быстрые шаги по коридору, кто-то подошёл к дверям кабинета.
Ну вот… Началось.
– Быстров, ядрёна корень! Ты чего творишь, а? – Никогда прежде мне не доводилось видеть Трепалова таким разъярённым.
Не давая мне раскрыть рот, он продолжил:
– Я ушам не поверил, когда мне сообщили, кого ты закрыл! Ты хоть понимаешь, что натворил?
– Радек – убийца. По его приказу меня хотели убить, это его подручный зарезал Гайдо с любовником.
– Это он сам тебе сказал? – уже гораздо спокойней спросил Трепалов.
– Да, сам, где-то час назад.
– И, конечно, собственноручно подписал признание, когда ты припёр его к стенке кучей доказательств? – теперь в его голосе сквозила злая ирония.
– Максимыч, у меня на Радека нет ничего, кроме его слов. Только он не станет давать против себя показания.
Я рассказал Трепалову, как всё было. Выслушав меня, он раздражённо ударил кулаком по столу.
– Будь на твоём месте, кто-то другой, в жизни бы не поверил!
– Я сказал чистую правду, Максимыч.
– Верю, – вздохнул он. – Тебе я верю как самому себе. До нас доходили слухи, что наверху не всё спокойно, но чтобы всё было настолько плохо…
– Идёт борьба за власть. Владимир Ильич серьёзно болен, его дни сочтены, – я не стал озвучивать, что Ленин умрёт в 1924-м году. Медицина, что советская, что иностранная (а к нему приглашали зарубежных светил первой величины), окажется бессильной.
– Но-но! – вспыхнул Трепалов. – Говори, да не заговаривайся, Быстров! Где ты таких контрреволюционных речей успел наслушаться?
– Я – не дурак, умею сложить один плюс один. Да вы и сами только что сообщили, что в верхах идёт грызня за власть. Товарищ Троцкий тянет одеяло в одну сторону, товарищ Сталин в другую.
– Только нам с тобой от этого не легче, Жора! Мне пришлось доложить Феликсу Эдмундовичу про то, что ты задержал секретаря Коминтерна. В общем, если против Радека действительно
