творения образов не оставили ни одного изображения беззащитного прямоходящего человеческого тела. Похоже, что в его образах не было потребности.
Древнейшие из дошедших до нас изображений людей – это резные женские фигурки с подчеркнуто крупными детородными частями тела. Лицо одной из них, созданной около двадцати шести тысяч лет назад и найденной на стоянке Дольни-Вестонице (в современной Чехии), не имеет никаких черт, кроме двух диагональных глазных прорезей, как будто на ней надета балаклава. Она является самым древним известным нам предметом из обожженной глины. Фигурка создана по меньшей мере на десять тысяч лет раньше, чем глину начали обжигать для изготовления утилитарных вещей, например, горшков [7]. «Вестоницкая Венера» могла служить талисманом, наделенным волшебными свойствами, однако в силе выразительности и красоте она едва ли сравнится с вздыбленным львом или плывущим оленем. Люди считали себя животными среди множества других, но вовсе не самыми прекрасными или приспособленными к выживанию в этом враждебном мире [8].
Изображения целебесской свиньи на Сулавеси, как и отпечатки человеческих рук в Аргентине или животные на стенах пещер Шове, Ласко, Альтамира и других древних стоянок, говорят о том, что инстинкт создания образов сопутствовал человеку на всём его пути. Но иногда это была лишь короткая вспышка просветления, после которой странствующие охотники вновь надолго погружались в период, лишенный образов. Во многих местах изображений не было вовсе, по крайней мере, в тех формах, которые бы дошли до нас [9]. Но несомненно, творческий импульс проявлялся как-либо иначе – в танце и пении, в древнейших формах музыки или в украшении человеческого тела.
Постепенно – на протяжении тысячелетий – тяга к творчеству и узнаванию образов стала неотъемлемой частью человеческой жизни: частью самой человеческой сущности. Создание изображений стало признаком того, что человек отделился от других животных и природного мира, обретя способность покорить их своей воле.
Через образы мы также увидели самих себя, сквозь время и пространство связали свои мысли с памятью о животных, которые встречались нам во время охоты, о том, как в зависимости от времени года менялась их внешность, и даже о странных и причудливых зверях, являющихся в наших снах. Войти в темную пещеру, где искали укрытия наши предки и где они украшали стены изображениями животных, – всё равно что войти в человеческое сознание: невероятный, волнующий и очень-очень долгий пролог к будущей истории творения.
Примерно двенадцать тысяч лет назад у человека возник еще один инстинкт, продиктованный уже не кочевой жизнью, а новым оседлым укладом – сельским хозяйством, жизнью среди полей и пастбищ [10]. В естественном пейзаже стали появляться большие стоячие камни, совсем не напоминающие естественные скальные образования. Потемневшие от дождей и нагретые солнцем валуны служили местами собраний, где люди отмечали перемены сезонов, – это были вместилища духов и хранилища
