не догадался!
– Вы бывали там прежде?
– Нет, но очень хотел бы.
Они замолчали – каждый о чем-то своем. Сольвейг знала: Даниэля, как и ее, переполняли невысказанные чувства, но порой тишина была красноречивее любых слов.
– Я… – начал Даниэль, но Сольвейг остановила его.
– Я еду с вами.
Он тщетно пытался сдержать улыбку. Лицо стало похоже на мордочку бездомного кота, которого угостила сметаной сердобольная старушка.
– Вы были правы, – призналась Сольвейг. – Здесь не вся моя жизнь.
– Поэтому вы сняли карту со стены?
Она вдруг поняла, что так и не вернула ее на место.
– Быть бессмертной не то же, что быть живой. Идемте, я покажу вам…
Даниэль, с трудом оторвавшись от остатков баницы, последовал за ней. Лестница, ведущая на второй этаж, скрипела под ногами. Сольвейг слушала этот скрип, впитывала его, как и гладкость перил, запах отсыревших бумажных обоев в коридоре, изучала каждый дюйм дома, ставшего почти родным. Совсем скоро с ним предстоит проститься навсегда. «Я никогда не забуду город, где встретила вас», – Сольвейг хотела произнести это вслух, но Даниэль опередил ее:
– Что вы решили сделать с «Фургончиком»?
– Продам его Илии.
– Нет, прошу вас! Кажется, у меня есть вариант получше, фру. Если вы согласитесь на последнюю прогулку, я тоже покажу вам кое-что.
Они остановились у двери. Немного помедлив, Сольвейг толкнула ее. Здесь было не так уютно, как на кухне или в торговом зале. В конце концов, там она проводила гораздо больше времени. Мягкий утренний свет золотистым коконом окружил горстку сокровищ, разложенных на постели. Они сияли и переливались, каждое на свой лад, и казалось, воздух звенит, вобрав в себя магию звука – далекие-близкие голоса.
– Это они?.. – Даниэль завороженно уставился на сокровища.
– Заветные мечты, – кивнула Сольвейг. – Вы можете прикоснуться к ним, если желаете.
Даниэль уселся на край кровати, осторожно протянул руку и взял маленький медный компас. В тот миг, когда Даниэль откинул крышку, его облепили алые светлячки, похожие на крохотные лепестки роз. Сольвейг наблюдала за выражением его лица: глаза расширились, во взгляде мелькнуло удивление, рот принял форму восторженной буквы «О». Но вскоре между бровями залегла угрюмая складка, словно тень прошлого проникла в открытое окно вместе с порывом ледяного ветра и заслонила собой всяческий свет. Розовые искорки задрожали и осыпались. Даниэль захлопнул крышку компаса и отложил его, запоздало ухватив пустоту.
– Это просто невероятно…
Что-то изменилось, Сольвейг видела, слышала и чувствовала это, но не знала, нужно ли спрашивать. Даниэль не стал разглядывать другие мечты. Сославшись на избыток впечатлений, он удалился в свою комнату. Настал его черед спасаться бегством. Сольвейг достала из-под подушки колоду. Карты, петляя, сами сложились в узор: две девятки – червы и пики – предательство и обман.
Даниэль
