в домах позакрылись,Только супятся в горе и сраме.
А княгиня лежит, не вставая.
Нет от милого князя вестей.
Вдруг мальчонка прибежал: «Древляне!
На ладье у Боричева спуска
К берегу пристали. И княгиню
Просят их, посланников, принять…»
Лишь на миг нахмурилася Ольга,
Привставая, станом покачнулась;
Только тень стремительного гнева
Пронеслась в изгибе тонких губ.
И уже с улыбкою, спокойно
Приказала заспанным ярыжкам
К берегу идти, к ладье древлянской
И гостей с почтеньем в терем звать.
Кто и знал княгиню, удивились.
Кто и прежде ведал её мудрость,
Изумился стати её гордой,
Не земной – небесной красоте.
А когда во двор толпою робкой
Гости, озираючись, явились,
Ольга, стоя у окна светлицы,
Ласково приветила древлян:
«С чем пришли?» – спросила благосклонно.
Пошептались, друг за друга прячась,
Потоптались под окном княгини
И сказали:
– Нас прислал князь Мал.
– Он богат, пригож; и правит нами.
А когда твой муж, как волк в овчарню,
С грабежами к нам пришёл, к древлянам,
Мал убил его и хочет, Ольга,
В жены взять тебя, коль ты не прочь… —
Оглядев послов перетрухнувших:
«Муж убит? – сказала, – что поделать,
Если я жива и молода…
Признаюсь, мне ваша речь любезна,
Но меня врасплох она застала.
Разговор продолжим не сегодня.
А покуда, милые древляне,
Бережком к ладье своей вернитесь.
В полстях меховых переночуйте.
За ночь приготовясь к должной встрече,
Поутру пришлю за вами слуг.
Вы же перед ними величайтесь:
Мол, на конях ехать не согласны
И пешком тащиться нет охоты.
Мол, в ладье несите к Ольге нас.
Понесут вас на ладье холопы
И окажут честь мужам древлянским,
Сватам дорогим почёт окажут
И меня порадуют, вдову…»
И княгиня, отпустив посланцев,
Тут же приказала вырыть яму
Перед теремом своим дубовым.
Грунт ссыпать велела за конюшней.
Кто был посмышлённей – заподозрил;
Кто был поумнее – догадался…
Яму вырыли в четыре роста —
Для посланцев четверная честь!
Песнь третья
Не спалось древлянам, не дремалось,
В целу ночку веки не сомкнули.
То ли плохо грели волчьи шкуры?
То ли Днепр, как палица о щит,
Бился о корму ладьи древлянской?
А, быть может, пламенным размахом
Их костры высокие смущали
Над горой на княжеском подворье?
Но, когда могучий глаз Ярилы
По Днепровским плёсам расплеснулся,
Зашумели, ожили дубравы,
Отозвались
