и представлений] людей из разных деятельностей, как это было в XIX веке и несколько раньше, а именно представление о деятельности, пространстве деятельности и возможных стыковках их друг с другом непосредственно как деятельностей.
Если бы я, обсуждая эту тему, мог задать полное, достаточно адекватное представление методологической организации деятельности и мышления, то вопрос был бы очень прост… Мы бы нарисовали ее здесь и сказали, что наш мир теперь организован вот так – методологически: там есть такие-то «улицы», «переулки», «мосты», «переходы», и можно, например, из физики попасть в современную теорию искусства, или социологию искусства, или в психологию вот по этой «дороге» – так, так, так… Если бы такое было, все было бы очень просто, но такого еще нет, такое лишь намечается. Мы хотим это получить, но, может быть, пройдет еще 100 или 200 лет, прежде чем что-то из этого получится.
Мы сейчас находимся в ситуации, когда просто не понимаем друг друга, не хотим разговаривать друг с другом, если мы, скажем, представители разных профессий, разных стилей и способов мышления или просто сторонники разных концепций в одной и той же научной дисциплине. Каждый делает свое дело и остается глухим по отношению к высказываниям, мыслям, утверждениям других. За исключением тех случаев, когда надо осуществить социальное действие и «врезать им, чтобы знали свое место». Вот тогда выбираются некоторые противоречивые, странные, несуразные вещи в концепции противника, вытаскиваются, развертываются, вытряхиваются и говорится: «Вот, следовательно, она очень нехорошая…» Обычно же предпочитают вообще не обращать внимания на идеи и концепции других, вообще их не знать. Отсюда, скажем, вся система ссылок в нашей современной научной литературе. Но это происходит потому, что все эти методологические переходы, методологическая организация деятельности, мышления еще не существуют, и поэтому не знать о существовании других – это пока что самый хороший, самый верный способ сохранить себя в работоспособном состоянии.
Вместо того чтобы рисовать такую сферу организации методологии, я ввожу здесь понятие пространства – пространства мыслительной работы.
Понятие пространства очень сложно. Было бы интересно, вообще, посмотреть, почему и как вводили его древние греки, чем, скажем, математическое пространство Демокрита и Архимеда отличалось от геометрического пространства Евдокса и Евклида и чем это [последнее] отличалось от физического пространства Аристотеля и Птолемея. Там было много разных пространств. Во всяком случае, то понятие пространства, или, как потом его называл Кант, «топоса», или «топики», очень интересно для объяснения нашей нынешней ситуации. Мне представляется, что то, что я сейчас рисую, очень напоминает это понятие пространства.
Я зарисовываю пространство моей мыслительной работы и предполагаю, что таким образом (пусть
