«С», населенная в основном израильтянами, живущими в поселениях, доступная для палестинцев только по разрешению.)
63
За исключением экстренных сигналов бедствия, нельзя точно сказать, каким образом разные виды птиц общаются друг с другом и общаются ли вообще.
64
Рами любит это ощущение, когда въезжаешь в туннель еще затемно. Даже немного уютно. Когда въезжаешь в него днем, тебя будто поглощает тьма. А ранним утром все наоборот: обволакивает ослепительный свет.
Мотоцикл ревет на скоростной полосе. Рами переключается на пятую передачу, наседает на машину, колени упираются в бензобак. В шлеме играет радио. The Hollies. The Beach Boys. The Yardbirds. The Kinks.
На улице холодное утро с изморозью позднего октября. Он дотянулся до штанов и застегнул вентиляционные карманы, стиснул пальцы в перчатках. На боковых зеркалах никого не видно, он перешел на левый ряд, не сбавляя и не увеличивая скорость.
Туннель длиной в целый километр был прорыт в горе под контролем французских инженеров. Из Нью-Йорка привезли несколько кессонных рабочих, чтобы те следили за процессом.
Туннель проходит под городом Бейт-Джала, соединяясь ласточкиным хвостом вместе с Путем патриархов – древней библейской тропой.
Рами вынырнул между бетонными взрывозащитными стенами в по-прежнему густую темноту и немного позднее проехал под большим красным указателем – на иврите, арабском, английском, – не обратив на него никакого внимания.
ВЗЪЕЗД ДЛЯ ГРАЖДАН ГОСУДАРСТВА ИЗРАИЛЬ ЗАПРЕЩЕН
Двигатель «прокашлялся», когда Рами повернул рукоятку двигателя. Он собирался сделать круг, а утром поехать обратно той же дорогой, мимо желтых ворот и далее. Без нервов, без страха. Он уже привык ездить в Бейт-Джалу минимум два раза в неделю.
Все утро Рами ездил очень быстро, но ему нравится, когда все вокруг замедляется, почти замирает, и он кожей чувствует, как зависает в пространстве, будто на фотографии, где он – один-единственный движущийся объект.
Его всегда поражала способность границ менять восприятие: произвольная линия, проведенная тут, там, стертая, нарисованная заново.
Солдатов – не видно, пограничников – нет, никого – нет.
Дорога ушла резко в гору. Он хорошо знал эту территорию: ограда из колючей проволоки, ржавые машины с грязными стеклами раскиданы на обочине, низенькие домики, фуксии свисают из горшков на балконе, садики, на крыльце звенят колокольчики на ветру, смастеренные из канистр, где раньше был слезоточивый газ, черные емкости с водой стоят на крышах многоквартирных домов.
Когда-то давным-давно по этим дорогам было намного проще путешествовать. Даже в плохие времена. Никаких объездных, никаких разрешений, никаких стен, никаких несанкционированных дорог, никаких внезапных баррикад. Пришел и ушел. Или не ушел. Сейчас это бедлам из асфальта, цемента и фонарей. Стены. Заграждения. Баррикады. Ворота.
