для опорожнения непосредственно у кровати. Для совсем бездыханных нянечки из реанимации приспособили даже презервативы. Видали бы вы эти недоуменные лица провожающих, когда с перечнем всего необходимого они узнавали, что их любимому деду помимо памперсов, одноразовых салфеток в реанимации нужны еще и презервативы. Фишкой отделения были привязанные к кроватям небритые бормочущие старики. В эти моменты, даже самые отъявленные двоечники готовы были пообещать учиться на пятерки и слушать учителя лишь бы не идти дальше по коридору. Иногда даже казалось, что не справляющиеся с повседневным воспитанием внуков, бабульки специально брали в кардиологию переданных им на перековку внуков.
Провожающие, просунув голову в холл и в растерянности от увиденного едва успевали открыть рот, как с кровати раздавался строгий окрик Корнея Пчелкина. Он, как дневальный на тумбочке, не то приветствовал, не то вгонял провожающих в оторопь:
– Ба-а-хи-лы?!!
Провожающие тут же осознавали ужас своего положения. Оказавшись на последнем этаже больницы без бахил, они в панике начинали внутренне протестовать против мысли о том, что это конец. Нянечки останутся без пакетов с благодарностью, а больной соответственно без сока, булок, фруктов и должного ухода. А это уже «настоящий фашизм». Да как только они представить себе такое смогли, буд-то министр здравоохранения вовсе и не думает о больных.
Вот от этой самой обиды за минздрав и за державу Корней Пчелкин и стал наводить порядок в кардиологии не хуже старшины в роте. Как заправский прапор он отправлял посыльного из родственников за бахилами к аппарату на первом этаже. Однако, даже после поголовного обохиливания всех родственников, Пчелкин пропускал только одного из делегации. Предвидя немой вопрос провожающих: «А чего же мы брали бахилы на всех!??». Корней тоном не требующим возражения строго нараспев пояснял:
– Ка-ран-тин!!, – на радость внукам и прочей пугливой детворы.
Когда в аппарате заканчивались бахилы, Пчелкин переключался на маски. Потом закончились и они, а вместе с ними и карантин. И Корней Пчелкин опять остался не у дел. Какое-то время он подрядился руководить очередью провожающих в кабинет зав. отделения и к дежурному врачу. Это занятие показалось ему скучным и он долго сидел на редкость задумчивый, грустный и даже потерянный.
Вот тогда-то и пришла ему мысль написать роман. Выехавшие из реанимации ноги, замотанные до головы белым саваном больничной простыни с печатями минздрава, окончательно укрепили его в этом намерении. Он точно знал, должно получиться. Да, должно и непременно нечто философское. Нечто простое и вместе с тем захватывающее. Что-то креативненькое, а вместе с тем и о бренности бытия, и в тоже время о медиках или может об их собратьях по бюджету учителях… Тогда он еще точно не решил.
Целыми днями Корней Пчелкин
