Ну что, что ты сейчас мне доказать хочешь, что?
– Да ничего я не хочу доказать…
– А если не хочешь, так делай, что тебе говорят. И если уж на то пошло, я сам смогу все устроить, никто ничего не узнает. Договорюсь, оплачу… И тебе денег дам. Много дам денег.
– Да не надо мне твоих денег, не надо! При чем тут деньги вообще? Не надо мне от тебя ничего…
Чтобы не заплакать при нем, выскочила из машины, быстро пошла прочь. В голове только одна мысль билась – не плакать, не плакать… Придется ведь объяснять как-то слезы девчонкам в общежитии, они ж не спят еще. Вот когда все уснут, тогда…
Ей и самой было странно, почему так сосредоточилась на этом «не плакать». Будто не на чем больше сосредоточиться было. Ведь проблема не решится оттого, будет она плакать или не будет? Да и не хотелось думать об этой проблеме. Игорь вот тоже сказал – проблема… Как можно вообще? Не может быть ребенок проблемой, он же не виноват ни в чем…
Лучше она потом маме расскажет. Мама умная, она поймет. Она услышит. И научит, что делать. Как быть…
И мама ее не услышала. Не поняла. Только испугалась очень сильно, даже вскрикнула от отчаяния:
– Наташка! Наташка, ну как же так! Ты что натворила, ты почему головой не думала? Откуда он вообще взялся, этот Игорь? Да как… Как он посмел вообще? Еще и женатым оказался, подлец!
– Но я же не знала, что он женат, мам… Я думала, он меня любит… А я его люблю…
– Ага, любит, как же! Да он развлечься просто хотел, отдохнуть от семейной жизни! Ведь это же ясно как божий день!
– Мам, ну я же не знала… Ну хоть ты меня не добивай, мам… Я и без того не знаю, что мне теперь делать, как дальше жить…
Мария Андреевна смотрела на плачущую дочь, пыталась изо всех сил сдержать гневливые эмоции. Они ведь тоже, эти гневливые, от безысходности выскакивают, как сухой горох из дырявого мешка. От безысходности да от чувства вины… Сама ведь дочь ничему не научила! А что девчонка в обыденной жизни знает-то, с какой ее стороной сталкивалась? Живет в своем училище, в строгом распорядке, пребывает в своей балетной ипостаси, и в жизнь-то некогда выйти, распознать все ее каверзы. Вот и ошиблась, и увлеклась обманным чувством, и плачет теперь… Она, мать, виновата, только она. Проглядела свою Наташеньку. Радовалась ее балетным успехам, а главное проглядела! И как теперь быть-то, и что теперь делать? Ведь у девчонки вся жизнь кувырком может пойти! Даже подумать страшно…
Села рядом, обняла дочь, прижала к себе. Вздохнула, проговорила тихо:
– Надо идти на аборт, этот подлец прав, Наташенька. Надо, что ж поделаешь. Другого выхода нет. Скрепись, перетерпи…
– Мам, но как же, что ты… Ведь этого нельзя! Нет, я не могу… Он ведь живой, как же я…
– Кто живой?
– Да ребенок живой! Как же я его убью, мам?
– Да не говори глупости,
