когда уступить гневу означало погибнуть. Первым делом нужно было связаться с Томом Хейгеном. Не успел он протянуть руку к трубке, как телефон затрезвонил снова. Звонил букмекер, откупивший у семейства право содержать тотализатор в том районе, где находилась контора дона. Звонил сказать, что дон убит, застрелен на улице. После первых же вопросов выяснилось, что человек, от которого букмекер получил эти сведения, к потерпевшему близко не подходил, и Санни отмел их как не стоящие внимания. Информация, поступившая от Филипса, внушала больше доверия. И сразу же раздался третий звонок. Это был репортер из «Дейли ньюс». Едва он назвался, как Санни Корлеоне швырнул трубку.
Он набрал номер Хейгена, подошла его жена. Санни спросил:
– Том уже дома?
Она ответила:
– Нет. – Прибавив, что он будет минут через двадцать, она ждет его к ужину.
– Пусть позвонит мне, – сказал Санни.
Он старался трезво оценить обстановку. Старался представить себе, как поступил бы на его месте отец. С первой минуты было ясно, что покушение – дело рук Солоццо, но никогда Солоццо не посмел бы замахнуться на человека такого масштаба, как дон, если б не заручился чьей-то очень сильной поддержкой. Он не успел додумать до конца – телефон зазвонил в четвертый раз. Мягко, почти нежно голос в трубке спросил:
– Это Сантино Корлеоне?
– Ну, – ответил Санни.
– Том Хейген у нас, – сказал голос. – Часа через три мы его отпустим, он передаст наши предложения. А пока не торопись, выслушай сначала, что он скажет. Не надо лишних неприятностей. Что сделано, то сделано. Будем здраво смотреть на вещи. Не стоит терять голову – все знают, ты человек горячий, так уж держи себя в руках.
В голосе звучала насмешка. Скорее всего, звонил сам Солоццо, но сказать наверняка было трудно. Санни отозвался глухо, нарочито убитым голосом:
– Хорошо, подожду. – И услышал, как на другом конце положили трубку.
Он взглянул на свои массивные наручные часы с золотым браслетом, заметил точное время разговора, записал его на белой клеенке.
Посидел у кухонного стола в молчании, мучительно морща лоб.
– Что, Санни? – спросила его жена.
Он ответил ровным голосом:
– В отца стреляли. – Увидел ужас на ее лице и грубовато прибавил: – Не плачь, он жив. И больше ничего не случится, будь покойна.
Он не стал говорить ей про Хейгена. И тогда телефон зазвонил в пятый раз.
Это был Клеменца. Одышливый голос толстяка с хрипом вырвался из трубки.
– Слыхал про отца? – спросил он.
– Слыхал, – ответил Санни. – Но он жив.
Последовала долгая пауза, потом Клеменца голосом, изменившимся от волнения, проговорил:
– Слава тебе, господи, слава богу. – Но тотчас же спохватился в тревоге: – Ты точно знаешь? Я слышал, он скончался прямо на улице.
– Он жив, – сказал Санни. Он напряженно вслушивался в звучание каждого слова
