как отец сказывал. А людей-то! Тьма! Двери хлопали без конца. Даже по ночам… о, сэр, по ночам на заднем дворе, вам бы там побывать! Огоньки! Почтовые кареты приезжали, уезжали, лошади в мыле… вы бы только видели, сэр! Кто-нибудь отдавал распоряжения почтальонам… было у них такое устройство, сэр, что можно было впустить и выпустить карету со двора за минуту, сэр, за минуту! Беготня, сэр, кругом беготня и гомон! Говорят, можно было прийти на почту из Сестричек Долли или аж из самых Теней, отправить письмо самому себе, и пришлось бы бежать во весь опор, сэр, просто сломя голову, чтобы опередить почтальона! А униформа, сэр, темно-синяя и с медными пуговицами, ох, вы бы только видели! А…
Мокриц посмотрел неугомонному старику за плечо, на ближайшую гору птичьего помета, где застыл начавший было копать Помпа. Голем потыкал лопатой в смердящую громадину, потом выпрямился и, держа что-то в руках, направился к Мокрицу.
– …а когда приезжали большие кареты, сэр, из самых гор, их гудки были слышны за мили отсюда! Вы бы только слышали, сэр! А если им попадались разбойники, на почте были специальные люди, они шли и…
– Да, господин Помпа? – сказал Мокриц, оборвав воспоминания Гроша.
– Любопытное Открытие, Почтмейстер. Я Ошибался. Горы На Самом Деле Состоят Вовсе Не Из Голубиного Помета. Голуби Не Наложили Бы Столько И За Тысячу Лет, Господин Вон Липвиг.
– Из чего же тогда?
– Из Писем, Господин Вон Липвиг, – ответил голем.
Мокриц перевел взгляд на Гроша, который неловко поежился.
– Ах да, – сказал он. – Я как раз собирался вам рассказать.
Письма…
…им не было конца и края. Они переполняли все помещения Почтамта и лезли во все коридоры. Кабинет почтмейстера действительно был непригоден к использованию из-за состояния полов: они утопали в двенадцатифутовой толще писем. Они перекрывали целые коридоры. Ими были до отказа набиты шкафы. Стоило неосторожно открыть дверь – и ты мог быть погребен под лавиной желтеющих конвертов. Половицы подозрительно прогибались. Сквозь трещины в оседающих гипсовых потолках торчали бумажные углы.
В сортировочном отделении, которое было немногим меньше центрального холла, образовались дюны, местами достигавшие двадцати футов. То там, то сям айсбергами посреди бумажного моря торчали картотечные шкафы.
После получасового осмотра Мокрицу требовалось принять ванну. Он как будто прошелся по заброшенному склепу. Он задыхался от запаха старой бумаги, горло саднило от желтой пыли.
– Мне сказали, здесь у меня будет квартира, – просипел он.
– Да, сэр. Мы со Стэнли ходили вчера ее искать. Я слышал, будто она рядом с вашим кабинетом. Малец рвался туда что есть сил, сэр. Дверь-то он нащупал, да только увяз в письмах футов на шесть, и мучился, сэр, как он мучился… Вот я его и вытащил.
– Здесь все завалено недоставленной почтой?
Они вернулись в гардеробную. Грош долил в черный чайник воды из кастрюли – тот как раз закипал. В дальнем углу комнаты за своим
