обратился с просьбой помочь ему свергнуть законного государя Литвы и занять престол самому. О какой законности может идти речь в данном случае?
– О! Вы действительно серьезный противник, мой дорогой князь, – заметил магистр, с трудом уклоняясь от очередной угрозы мата его королю. – Давно я уже не получал такого удовольствия от шахматной игры.
– Благодарю вас, ваша светлость.
– Думаю, это влияние ваших дам, королевы Ядвиги и княгини Александры, – рассеянно сказал магистр, все еще раздумывая над следующим ходом. – Поляки, как правило, не знают этой игры.
Молодой князь неожиданно усмехнулся.
– Уроки шахматной игры давал мне в своем походном шатре во время Крымской кампании князь Витовт, – в ответ на удивленный взгляд магистра пояснил он.
Конрад фон Юнгинген приподнял брови в знак неожиданности для него подобного заявления и не удержался от вопроса:
– Так вам уже приходилось воевать вместе с этим замечательным христианским владыкой, изменником и клятвопреступником? В Крымском походе погиб весь цвет польского рыцарства, если не ошибаюсь?
– Думаю, что не весь, – вежливо возразил князь Острожский. – Но народу погибло много. В том числе и 500 рыцарей Ордена и его гостей.
– Многие из поляков после этой кампании остались в Литве и в настоящее время воюют там против Ордена, сражаясь на стороне восставших жемайтов и Витовта, – обвиняющим тоном сказал магистр. – Как быть с законом в данном случае, дорогой князь? Разве мы в состоянии войны с Польским государством?
– Многие подданные польского короля принадлежат по своим корням равно как Польше, так и Литве. Король не может запретить им посещение своих литовских владений, а в некоторых случаях они делают свой выбор самостоятельно, подчиняясь слепому гневу на поведение некоторых комтуров в пограничных землях, которые воруют ради выкупа детей богатых родителей или молодых девушек из хороших семей. Для примера могу привести историю шестилетнего Яська из Кречетова, Дануты, дочери главы из Спыхова, и многих других. Хотя король и не одобряет подобного поведения своих подданных, он может их по-человечески понять и оправдать. Думаю, вы тоже, ваша светлость.
Они снова помолчали, занятые обдумыванием ситуации на шахматной доске. Позиции поляка были лучше, с неудовольствием констатировал для себя великий магистр. Он никогда не вел себя смешно в отношении игры, игра – это игра, жизнь – это жизнь. До тех пор, пока он побеждал в жизни, нет никакого смысла побеждать также и в игре. Все это, в конце концов, суета сует, но он принадлежал не только к церкви, но и к миру, и не мог обходиться без использования в светской жизни всех ее атрибутов и аксессуаров. Раздумывая, признать ли ему поражение или постараться свести партию вничью, он задал поляку вопрос, ответ на который волновал его особенно:
– Будет ли в такой
