земледелием.
Владелец замка носил титул сеньора де Гаврийяка, но никто не знал, когда, при каких обстоятельствах и кто из его предков получил этот неопределенный титул. Кантэн де Керкадью сеньор де Гаврийяк внешностью и склонностями вполне соответствовал впечатлению, которое производил его дом. Суровый, как гранит, он избежал соблазнов придворной жизни и даже не служил в армии своего короля, уступив младшему брату Этьенну честь представлять их семью в высоких сферах. С раннего детства интересы господина де Керкадью сосредоточились на его лесах и пастбищах. Он охотился, возделывал землю и внешне весьма мало отличался от своих арендаторов. Он не соблюдал этикета, во всяком случае, соблюдал его не в той степени, какая соответствовала его положению и вкусам его племянницы Алины де Керкадью. Под опекой дядюшки Этьенна Алина три года провела при дворе в Версале, и ее представления о достоинстве дворянина и владетельного сеньора сильно расходились с представлениями дяди Кантэна. В четыре года единственная дочь третьего де Керкадью осталась сиротой и с тех пор тиранически властвовала над сеньором де Гаврийяком, заменившим ей отца и мать. Но, несмотря на это, усилия сломить его упрямство в отношении порядков в замке не увенчались успехом. Однако упорство было главной чертой характера Алины, и она не отчаивалась, хотя за три месяца, что прошли с тех пор, как она покинула блестящий версальский двор, ее настойчивость не принесла желанного результата.
Когда прибыли Андре-Луи и де Вильморен, Алина гуляла на террасе. Было холодно, и ее изящная фигурка была закутана в белую ротонду, а голову плотно облегал капор, отделанный белым мехом и завязанный бледно-голубым бантом у правой щеки. Слева из-под капора выбивался длинный русый локон. Резкий ветер разрумянил щеки и зажег ярким блеском темно-синие глаза девушки.
Обоих молодых людей она знала почти с младенчества. Они были товарищами ее детских игр, а Андре-Луи, крестника своего дяди, она называла кузеном. Они и теперь относились друг к другу по-родственному, тогда как Филипп уже давно стал для нее господином де Вильмореном.
Алина помахала молодым людям рукой и, прекрасно сознавая, какую обворожительную картину она являет собой в эти минуты, остановилась в ожидании у балюстрады недалеко от короткой аллеи, по которой они шли.
– Если вы пришли к дядюшке, господа, то выбрали неудачное время. – В ее голосе и облике было заметно некоторое возбуждение. – Он занят, очень занят.
– Мы подождем, мадемуазель, – сказал де Вильморен, галантно склоняясь к протянутой руке. – Неужели тот, кто хоть немного может побыть в обществе племянницы, станет спешить к дядюшке?
– Господин аббат, – улыбнулась Алина, – когда вы примете сан, я приглашу вас в духовники. Вы так находчивы, проницательны и отзывчивы…
– И ни капли не любопытен, – вставил Андре-Луи, – о чем вы совсем не подумали.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, Андре?
– И неудивительно, – рассмеялся Филипп, –
