Сока апельсинового вам еще налить?
– Уж пожалуйста… кисленький, приятный… Уж простите меня, обжираю вас совсем бессовестно… Вкусно очень! Не отыскала я Локи, утром побежала в полицию, думала, они меня ждать заставят три дня, прежде чем заявление подавать о пропаже сына. Но они меня выслушали, спросили его возраст и сразу направили к участковому. Он меня мурыжил-мурыжил… Все допрашивал про Руслана. Но заявление мое взял.
– Вам известны конкретные действия полиции по розыскам вашего Руслана? – уточнил Клавдий. В словах уборщицы «про полицию» ему почудилась скрытая неприязнь. Но он пока не знал причины.
– Нет, – Роза покачала головой. – Два месяца прошло. Воз и ныне там. Сынка моего нет. Никто в нашей полиции мне ничего не говорит. Жив он – нет ли… Я сердцем чую – нет его уже на свете. Был бы живой, сегодня, в свой день рождения, мне бы непременно позвонил. Матери своей, рожавшей его, кормившей-поившей, защищавшей…
Заливаясь самыми горькими безутешными слезами, уборщица Роза шумно выхлебала апельсиновый сок из стакана и потянулась за бумажной салфеткой, аккуратно разложила ее на коленях и начала собирать с блюда оставшуюся выпечку.
– Руслан – единственный ваш ребенок, насколько мы поняли? – уточнил Макар.
Уборщица кивнула. Она деловито укладывала в салфетку круассаны, плюшки и булочки с корицей.
– А где отец Руслана? – осведомился Клавдий.
– Он нас давно бросил. Отрезанный ломоть. Умер он десять лет назад, – сообщила Роза.
– Фамилия участкового? – задал Клавдий новый важный для себя вопрос.
– Бальзаминов. Наш он, поселковый. Майор Бальзаминов.
– А поселок ваш называется…
– Скоробогатово, – ответила уборщица Роза. – Русланчик мой там и родился. А я после школы девчонкой из Уфы к мужу туда переехала, мы с ним на макаронной фабрике оба в молодости пахали. Муж с матерью, свекровью моей, в хрущевке свою жилплощадь имел, квартирка двухкомнатная, смежная, я и польстилась, дура молодая. Долго у нас с мужем деток не было, я из кожи вон лезла, к знахаркам обращалась. Потом Русланчик на свет появился, бабка наша, ведьма-свекровь, скончалась. А после уже и мой благоверный от нас с сынком… из квартиры свинтил.
– Извините за бестактность, а сколько же вам самой лет? – спросил Клавдий Мамонтов.
– Сорок семь, полтинник скоро, – весьма непоследовательно ответила Роза. – Старая я кляча… изношенная лоханка…
Макар глянул на приятеля – уборщица выглядела на десять лет старше своего возраста. Если не на пятнадцать. Она аккуратно, но с деревенской жадностью завертывала в салфетку выпечку со стола. Сунула пакет в карман синей робы.
– Спасибо за угощение, – всхлипывая, начала истово, жалобно благодарить. – Нам нельзя даже остатки со столов в ресторане собирать и с тележек, которые официанты возят постояльцам в номера и на виллы.
