пнуть, кто ударить, да посильнее. В обязанности Нормана входило лишь присматривать за очагом. Постоянно поддерживая в нём огонь. С чем он, естественно, исправно справлялся. На исходе второго месяца женщина уделявшая внимание ребёнку закашляла, а за тем и вовсе слегла, укутавшись в шкуры. Узнав об этом, в юрту вошёл седоватый мужчина. Кто он был среди Кельтуков, то ли лекарь, то ли шаман, мальчик этого не знал. Он лишь слышал как тот, осмотрев больную, глухо вымолвил:
– Ты дышишь тяжело и хрипло! Твои руки и лицо полны плохой крови. Я могу выпустить её, но боюсь, что это не спасёт тебя Шахран! Тебя, уже зовут к себе наши предки и твой сын! Я хочу тебе признаться, что ещё до приезда Тисо ты встретишься с ними!
– Значит, я больше не увижу своего вождя в этом мире?
Спросила шамана женщина, по-прежнему громко откашливаясь.
– Нет, Шахран! Смирись с этим! Я отпускаю тебя к великим кострам наших предков! Подумай, что передать мне Тисо! Я приду к тебе завтра!
Пробормотал мужчина и, повернувшись, строго приказал всем присутствующим в юрте:
– Оставьте её одну! Пусть она в тишине простится с этим миром! Ты,
Он указал пальцем на мальчика, сидевшего потупив взгляд на дровах,
– Можешь остаться. К тебе это не относится!
После чего вышел. Норману, стало невыносимо, по-детски жаль её. Возможно, она была единственный человек, на этой земле, относившийся к нему с нескрываемым сочувствием. И мальчик, после недолгих раздумий, покинув свой пост, подошёл к женщине и сев у её изголовья, стал гладить умиравшую женщину по голове. Ему так захотелось, чтобы она выздоровела, что он вслух, серьёзно произнёс:
– Не верь никому, что ты умрёшь! Завтра, ты поднимешься и будешь совершенно здорова! А сейчас спи! Болезнь уйдёт вместе с ночью!
И Норман, положив голову Шахран себе на колени, провалился вместе с нею в глубокий и крепкий сон.
Разбудил его холод. Норман открыл глаза и увидел, что огонь в очаге давно потух. А стены юрты покрылись тонким слоем инея. Испугавшись наказания, мальчик дёрнулся и, выронив голову женщины с колен, бросился к своему посту. Но как не старался он дуть изо всех сил в очаг, огонь не разгорался. Обессилев, ребёнок сел, поджав колени и забыв про холод, заплакал.
– Не плачь! Сейчас зажжём его снова!
Неожиданно раздался знакомый миролюбивый голос за его спиной. Норман повернул голову и увидел стоявшую позади женщину. Как ни в чём не бывало она, подняв одну из шкур, достала огниво, и, вернувшись к очагу, легонько подвинув мальчика, села рядом с ним на колени. После чего, набросав туда сухой щепы, разожгла огонь.
– Ну вот, а ты расстраивался!
Погладив Нормана по голове, ласково прошептала Шахран и, посмотрев впервые ему в глаза, добавила:
– Спасибо тебе! Но не говори никому, что ты спас меня. Иначе, до приезда Тисо, тебя сожгут на костре как колдуна. Только вождь и я верят в то, что ты чудотворец. Но я, к сожалению,
