е явление; и всё же… она готова бороться за любовь, за исполнение своих желаний, иначе красивая и богатая жизнь пройдёт мимо неё.
Она вышла в заснеженный Китай-город, уютный и нарядный, с хвойным ароматом, светящимися гирляндами и радостным ожиданием чуда. Сняла шарф и подставила лицо настойчивому московскому морозцу…
Вдруг кто-то толкнул её. Обернувшись, она увидела Деда Мороза.
– Извините! Простите!
Дед раскланялся и скользнул взглядом по стройным бёдрам.
– Впрочем, нет. Лучше: здрасте!
Она приподняла брови: «И-и-и?»
– «Здравствуйте» всегда лучше, чем «Простите».
Она согласилась: «Да, лучше». Он ухмыльнулся.
– Не желаете новогоднего чуда?
– Нет. Не хочу.
– Тогда пойдёмте ко мне в Снегурочки!
– Нет!
Она дернула Деда Мороза за бороду. Резинка растянулась и открыла молодое симпатичное лицо.
– Прости, дедуля! Не до тебя!
Резинка щёлкнула по лицу. Парень моргнул. Она рассмеялась и, махнув рукой, побежала по своим делам. До Нового года оставалось совсем немного времени, а нужно было столько всего успеть!
Забежав в контору, она села и сложила руки на коленях.
Руки её слегка дрожали, в горле стояла сухость; и вся она охвачена была едким, острым напряжением – как истинный артист перед судьбоносной премьерой.
– Помогите мне! Умоляю вас… – произнесла нежным голосом, уронив кристально чистую слезу. Белокурая головка склонилась, печальный взор скрыл синеву потухших глаз, утративших надежду.
Это возымело эффект: потерять сумку с паспортом, телефоном и ключами – действительно большое несчастье.
Поддавшись девичьим слёзкам, директор коммунальной службы растрогался и подобрел, пообещав помочь с замками.
За глаза его называли Управдомом; внешне он напоминал советского помятого чиновника: с большими залысинами, потеющим лбом и старым кожаным портфелем.
Он был хорошо знаком с Фельдманом, отцом девушки, роль которой она так мастерски разыгрывала. Дочь Фельдмана он тоже знал – не знать дочь столь уважаемого человека было бы неприлично. Ему показалось, что за годы эмиграции девушка сильно изменилась: поблёк лондонский лоск, исчезла обычная надменность, появились сдержанность и скромность, сопровождаемые голодным блеском глаз. Как могли произойти такие перемены? Неужели из-за потерянных ключей? Нет, это не в духе Фельдманов. Это не их стиль – страдать по пустякам!
Тогда в чём дело?
Осторожный по натуре, он избегал конфликтов, хотя его служба не оставляла ни малейшего шанса на покой. Она состояла из бесконечных забот и непрекращающегося стресса. И никто бы не устоял под таким тяжёлым бременем, если бы не теневые связи и неправедные донаты. Фельдман в этом отношении был весьма полезным человеком.
– Кто является собственником квартиры?
Девушка выпрямилась и смело встретила взгляд.
– Собственницей являюсь я. Валерия Фельдман.
Брови управляющего взметнулись; на лице запечатлелось удивление: собственницей квартиры оказалась дочь, а не сам Фельдман. Ммда. А ведь девушке не больше двадцати… А в квартире не меньше двухсот пятидесяти квадратных метров. В самом центре Москвы, на Солянке. Ответственность за вскрытие такой собственности граничила с непостижимым.
Управдом достал носовой платок и аккуратно промокнул лоб.
– Так-с.
Девушка легонько надавила.
– Надо вскрывать замки. Иначе я не попаду в квартиру.
– Да-да, – с мучительным видом произнёс он. – Надо вскрывать.
Она продолжала задавать вопросы, чтобы получить желаемый ответ.
– Что необходимо, чтобы вскрыть замки?
– Ну…
– Если нужно вызвать полицию, то я готова.
Управдом кивнул.
– Да. Нужно вызвать полицию, пригласить понятых и составить протокол.
– Отлично! Пусть будут соседи, полиция и протокол.
Девушка возликовала – все пазлы сложились! Поблагодарив мужчину, она пообещала донат и стремительно покинула кабинет, оставляя за собой сладостный аромат молодости и нескончаемого задора.
Девушку звали Машей Красновой. Она была мошенницей, не совсем профессиональной – скорее новичком и фанаткой Валерии Фельдман, желающей вжиться в
