высказывал подобные мысли, игроки и гости взволнованно переглядывались, их беспокоила постоянная грусть властителя Геранды. Люди, навещавшие дю Геников, расходясь по домам, печально переговаривались: «Господин дю Геник что-то загрустил. Вы заметили, он все время дремлет?» И на следующее утро вся Геранда обсуждала это происшествие: «Барон дю Геник слабеет!» Такой фразой начинались все разговоры в каждом герандском доме.
– А как ваша Тисба? – спросила кавалера дю Альга девица дю Пеноэль, когда карты были сданы.
– И не говорите! Бедная собачка не лучше своего хозяина, – ответил кавалер, – у нее тоже больные нервы, она, когда бежит, все подымает ножку. Вот так, посмотрите!
Желая представить, как собака подымает лапку, кавалер вывернул и вздернул локоть, открыв все свои карты сидевшей рядом с ним горбунье, которая воспользовалась благоприятным случаем, чтобы разглядеть, нет ли у соседа мистигри или туза. Кавалер впервые попался в ловушку, подставленную ему лукавой девицей.
– Смотрите-ка, – произнесла баронесса, – у господина Гримона кончик носа побелел, значит, у него мистигри.
Радость священника, которому пришел мистигри, была столь велика, что он не мог ее скрыть, как, впрочем, и все остальные игроки. Каждый человек движением бровей, век или губ выдает свои душевные волнения, и наши игроки, привыкшие наблюдать друг за другом, обнаружили наконец слабое место священника: когда к нему приходил мистигри, у него действительно бледнел кончик носа. В таких случаях партнеры опасались играть.
– А к вам кто-нибудь заходил сегодня? – спросил кавалер у мадемуазель де Пеноэль.
– Да, заходил. Двоюродный брат моего зятя. Он меня удивил: сказал, что графиня де Кергаруэт, в девичестве де Фонтэн, выходит замуж.
– Дочь «Большого Жака»! – воскликнул кавалер, который во время своего пребывания в Париже не отходил от адмирала.
– Графиня его наследница, она вышла замуж за бывшего посланника. Кузен еще рассказал мне удивительные вещи про нашу соседку мадемуазель де Туш, такие вещи, что я просто верить не хочу. Если бы это было правдой, Каллист не ходил бы к ней каждый день. Слишком он умен, чтобы не заметить все эти ужасы!
– Ужасы? – спросил барон, очнувшись при этом слове от своей дремоты.
Баронесса и кюре обменялись понимающим взглядом, карты были сданы, мистигри на сей раз пришел к старой девице, и она не пожелала продолжать разговор, радуясь, что может скрыть свое торжество под общим замешательством, вызванным ее словами.
– Вам ходить, барон, – сказала она.
– Мой племянник не похож на нынешних молодых людей, он не любит разных ужасов, – произнесла старуха Зефирина, почесывая спицей голову.
– Мистигри! – вскричала девица де Пеноэль, пропустив мимо ушей замечание своей подружки.
Священник, который, казалось, был посвящен в тайну
