бредишь?! Ты-то здесь каким местом?! Нет! Ни за что!
В таком настроении я и оказалась напротив кабинета Евгении Александровны. Страх накатил с новой силой. Если бы не Яна, стоявшая за спиной, я бы на вряд ли так просто взялась за ручку и открыла дверь… но прежде все же обернулась и, стараясь казаться спокойной и уверенной, проскулила:
– Войдешь..?
Яна кивнула. Отступать было некуда.
– Евгения Александровна… я тут нечаянно.., – все… Как просто язык маленькой девочки превращается в язык крокодильих слез, всхлипов и соплей.
В общем, подруге пришлось объясняться вместо меня.
Пока Яна по всему кабинету развешивала грандиозную лапшу про связь жестикуляции и хрупкости местных окон, я не переставала реветь, хотя уже понимала, что убивать меня не собираются, да и докладные никто писать не будет. Евгения Александровна давно не слушала Яну и только утешала: «Варечка, тише, тише! Все решаемо, не плачь!» И чем дольше она говорила, тем больше накрывало ощущение безопасности, и слезы катились сами собой. Стыд мешался с благодарностью, чувство облегчения после пережитого испуга с жалостью к себе. Меня вообще нельзя успокаивать. Это может привести ко второму всемирному потопу, и, если не утону, как мне потом с этим жить?!
– Яна, забирай Варю и идите на урок. Девочки, все в порядке, не переживайте.
Выйдя в коридор, я не нашла ничего лучше, чем сделать вид, будто никаких слез и всхлипов не было. Я оправдала свою слабость себе, затем Яне: «И вообще, милая моя, ты-то понимаешь, у меня всегда все под контролем… Да что ты со своей поддержкой! Слезы – часть плана, дрожь в голосе – актерская игра! Я ничего не делаю просто так!» Сама в это поверила.
Только по-прежнему обижало, что Тяпа так поступил, потому, гордая собой и собственным «героизмом», подгоняемая «праведным» гневом, я поспешила его отыскать, чтобы лишний раз поддеть побольнее:
– Все! Я призналась! Я со всем разобралась! Да, Яна, спасибо, что со мной пошла…
– Варя, хватит, я понял! Неужели ты не видишь, мне и так тяжело! Меня грозятся отчислить, Вера Павловна говорила с родителями, я…
И Тяпа заплакал. Он корил меня за жестокость, жалел себя и плакал.
Я вдруг увидела в Тяпе свое отражение. Стало мерзко. Не хотелось быть такой – плакать и обвинять других, оправдывать себя… Злость прошла. Передо мной стоял насмерть перепуганный, униженный ребенок, и этот ребенок, вызывающий теперь только жалость, до боли напоминал меня.
На следующей неделе Тяпа забрал документы.
Глава 8. Слова-паразиты
«То есть буквально, как паразиты, эти слова завелись у всех… Какой-то сказочный синдром. Вся чаща пришла в движение, Как бы общий язык возник. Невероятно. И смех, и грех… Сперва отдельные слова, позже целые предложения Посыпались отовсюду. Шум, гам, суета! Толпа на водопое гудит, как оживлённая улица… Волк собирался отужинать мышью, но та Обходительно и мило убедила его одуматься И
