style="font-size:15px;"> «Видимо, то самое, рукав которого мелькнул в окне лектики», – отметил я про себя с равнодушием постороннего слушателя
– …сорвала портрет с подставки и принялась топтать. Неведомо, что на нее нашло, поступок был одновременно нелепый и безумный. Нелепый – потому что закрывал дорогу к любому примирению с Королем-капитаном, безумный – потому что выставлял Лару в самом невыгодном свете. Скорее всего, это был приступ яростного отчаяния, когда человек попросту перестает себя контролировать…
Миракль оценивал поступки Лары точно так же, как оценил бы их я, только голос его звучал отстраненно.
– Король приказал гвардейцам увести Лару и успокоить. Ее вывели во двор, облили водой, после чего заперли в арестантской строжке.
– А что дальше? – спросил я.
Как ни странно, я даже испытал удовлетворение от этого обливания водой дерзкой красавицы: прочти она записку, беды бы не случилось.
– Из существенного ничего. Я вернулся во дворец, обед уже начался, в столовой поднимали тосты за будущую супругу короля, – продолжил свой рассказ лже-Лиам. – Я перехватил какого-то слугу, выходящего из столовой с пустым подносом, потом прошелся вдоль десятка слуг, ожидавших на лестнице своего захода к пирующим, уставил поднос тарелками и бокалами, и отнес все перечисленное в сторожку. Дверь была заперта, но в двери имелась щель для подачи пищи, и я протиснул в нее поднос. Лара взяла подношение и даже поблагодарила.
– Как? – на миг я окрылился.
– Она сказала: «Спасибо, Лиам».
На несколько морганий я онемел. Она не могла не знать, что это миракль. Созданный мною миракль.
– Что было дальше?
– Я ушел. Мне трудно изображать поглощение пищи на пиру. И пожалуйста, верните мне мой прежний наряд, меня раздражают эти нелепые пряжки и цепь, и берет… в общем, все эти тряпки и драгоценности не мои.
– Это еще не всё, – вдруг сказал Френ. – В гостинице прислуга шепталась… – Он умолк, потупившись.
Я вернул мираклю его скромную дорожную куртку с брюками и поношенные сапоги. После чего глотнул из кувшина – исключительно для бодрости, создал огромную лупоглазую сову и отправил фантома во дворец. Сова облетела двор, и ее глазами я быстро отыскал арестантскую сторожку. Дверь в нее была распахнута, и внутри никого не было. На полу валялся поднос, о котором говорил миракль, подле – разбитые бокалы, тарелка с недоеденным мясным рулетом. Мне это не понравилось. Очень. Противно заныло в груди, будто сова сумела ковырнуть меня своим когтем.
Меня стало трясти. Сова металась. Пронеслась от дворца до перекрестка, свернула, задев призрачным крылом чей-то балкончик и горшки с цветами. «Дом с совой», принадлежавший Ранулду Толстобокому, возвышался над остальными, потому как был в пять этажей, что редкость для Гармы, да еще с мансардой. На фасаде его нашли убежище десятки бронзовых сов: одни – огромные, с рожками и выпученными
