друг к дружке – в кожаных переплетах, темные, почти черные, с когда-то золотыми, а теперь стертыми буковками на корешках. Я вынимала их из ряда с превеликим трудом, перелистывала, пробовала читать, но мало что понимала.
Самой загадочной была книга с желтыми, почти коричневыми листами, на языке, мне неизвестном. Думаю, это был даже не язык, а какой-то шифр, заголовок у книги состоял из одного слова из пяти букв, оно было вытеснено на кожаном переплете, и когда-то вызолочено, но теперь от позолоты почти ничего не осталось. На четвертой странице обложки можно было разобрать знак – семь кругов, и между ними какие-то записи. Нетрудно было догадаться, что книга эта принадлежала магику седьмого круга. Седьмой круг – это самый высший, это такой магик, который любого может раскатать в лепешку, а потом порезать на мелкие полоски одной совей магической силой.
В ответ на мои расспросы, почему дядя Кенрик уехал и не возвращается, старая Марта лишь тяжело вздыхала и пододвигала ко мне блюдо с румяными булочками, со снежной обсыпкой сахарной пудрой.
– Никакой он не магик больше, потому и сбежал, – однажды заявил толстяк Джон, ведавший доставкой припасов в Элизеру. – Боится, что его расшифруют. Ему много лет назад вогнали в руки Персты Судьбы. После этого он мог только плеваться комками черной магии. Потому и сбег.
– Вранье это все! – горячо вступилась за Кенрика Марта.
– Правда, но лишь наполовину, – уточнил Френ, из которого обычно было слова не вытянуть.
Да и общался он все больше не с людьми, а с лошадьми на конюшне и собаками на псарне, и вообще всяческих разговоров прислуги на кухне избегал.
– А ты докажи! – азартно выкрикнул Толстый Джон.
– Будь бы Кенрик Магик здесь, он бы превратил тебя в огромную крысу, – предрек Френ.
Когда все разошлись, я побежала на конюшню к Френу. Он как раз чистил шкуру Красавчику. Этот немолодой жеребец был его любимчиком. Он его мыл особым составом и выезжал каждый день, чтобы тот не застаивался.
– Что случилось с дядей Кенриком, скажи… – попросила я. – Ведь Красавчик – его конь. А Руж – его пес. Когда ты с ними болтаешь, то всегда поминаешь имя Кенрика, я слышала.
Чтобы задобрить Френа, я принесла с кухни несколько лучших морковин, почищенных и вымытых, для его любимца, будто Красавчик был не жеребец, а ребенок трех лет от роду.
Френ внимательно осмотрел копыта Красавчика, все четыре, потом выпрямился, похлопал жеребца по морде. И наконец произнес шепотом:
– Про то мне не велено никому говорить. Магистр Крон запрет наложил.
– Для тебя кто важнее? Кенрик? Или этот старикашка Крон? – отзываться о главе Дома Хранителей столь непочтительно можно только в тринадцать лет.
– Кенрик Магик сейчас в Гарме. Но вернуться не может.
Это все, что удалось мне выяснить у Френа в тот раз. И морковины не помогли. Сколько потом я к нему ни приставала с расспросами, он только отмалчивался.
