по-своему принимал все то, что ему восхваляли; вот что случалось и с г-жею Кардель и с Вагнером каждый Божий день, потому что не всегда знают, что думают дети, и трудно узнать детей, особливо когда доброе воспитание приучило их слушать с покорностью, они же по опыту сделались покорны в своих речах перед наставниками. Из этого вы потрудитесь вывести то прекрасное правило, что не следует слишком бранить детей, но надо внушать им доверие, чтобы они от вас не скрывали своих неловкостей; впрочем, конечно, для школьных учителей гораздо удобнее выказывать свое властолюбие, чтобы заправлять целым домом».
Иногда императрица припоминает и другие черты своего детства. В Гамбурге шведский вельможа граф Гюлленборг заметил, что мать Екатерины мало ценит ее, и сказал, что это несправедливо, потому что девочка не по летам развита. Тогда же от внимания его не укрылось, что у нее философский ум. В одной из своих позднейших записок Екатерина пишет: «Самым унизительным положением мне всегда казалось быть обманутой: бывши ребенком, я горько плакала, когда меня обманывали, и напротив с увлечением делала все, чего от меня требовали, даже и то, что мне не нравилось, когда мне объяснят настоящие причины»[11].
Из этого признания видно, как рано в Екатерине развилось чувство собственного достоинства и гордости. Предчувствие будущего величия еще в детские годы было пробуждено в ней. Она сама впоследствии рассказывала, что когда года за два до прибытия в Россию ей случилось быть с матерью в Брауншвейге, где Иоанна-Елизавета окончила свое воспитание, то один каноник, имевший дар предвещаний, сказал ее матери: «На лбу вашей дочери я вижу по крайней мере три короны». Отведя ее в сторону, он прибавил много удивительных подробностей, но она просила его не разглашать их.
Судьба втайне работала в пользу юной принцессы, отличенной всеми дарами природы. Около середины прошлого столетия два мелкие немецкие владения приобретают великое значение для России. Это – Голштиния и Цербст. Петр Великий, отдавая старшую дочь свою за Голштинского герцога, конечно, не предвидел, что будущий внук его от этого брака некогда займет престол его. Так и Фридрих II, устраивая брак Петра III с Ангальт-Цербстскою принцессою, не предугадывал, кого и что он дает России. Выше мы уже видели, что еще прежде нежели родилась мысль об этом браке, в Цербсте завязался узел многознаменательных для будущего сношений с Россией. По словам самого Фридриха, «из всех немецких принцесс в брачном возрасте ни одна так не отвечала видам и России и Пруссии, как принцесса Ангальт-Цербстская». Ей не было еще и пятнадцати лет, но она была уже велика ростом и очень развита. «Молодая принцесса, – писал Фридрих, – с игривостью и веселостию своего возраста, соединяет дарования ума и достоинства сердца». Согласно с намерениями прусского короля действовали и посланник его в Петербурге Мардефельд, и приехавший туда с портретом принцессы дядя ее Август, сделавшийся после старшего брата своего епископом Любским[12]. Замечательна тайна, которою
Сборник ИРИО, т. VII, с. 89.
По сведениям Гельбига, этот портрет Екатерины был писан знаменитым Пеном (Antoine Pesne, род. в Париже 1683 г., ум. 1757 г.) в Берлине, куда она приезжала тогда из Штеттина (Biogr. Peter des Dritten, 48).
