питания Кадира Чети, как и у Хаджи Кедекута из приведённой выше частушки, в народе был предметом насмешек. Вместо того, чтобы покупать рыбу на рынке, он по собственной воле питался той же самой крошечной и костлявой рыбой с рисовых полей, которую беднейшие жители деревни ели из нужды. Даже его зять Пак Касим не был уверен, что Хаджи Кедекут изменился с тех пор, как совершил паломничество: «Даже китайцы в городе зовут его Чети. Он всегда сидит на одном и том же стуле. Как же он мог измениться?»
Несмотря на то, что в Седаке Хаджи Метла и Кадир Чети были основными персонажами разговоров о скупых хаджи, недостатка в историях о других хаджи из этих мест – как живых, так и уже мёртвых – не было. Хулительные рассказы об этих людях хлынули на меня таким потоком, что в конце концов я от них устал, хотя жители деревни предавались им неустанно. Среди хаджи, ставших героями этих историй, были такие, кто воровал буйволов, безбоязненно брал товар из лавок, не заплатив, собирал для себя урожай, добросовестно выращенный их арендаторами, сдавал всю свою землю в аренду китайцам, а не соплеменникам-малайцам, настаивал на том, чтобы арендаторы платили закят им (хотя обычно в случае благотворительности дело обстоит с точностью до наоборот) – и ещё был по меньшей мере один хаджи, о котором рассказывали, что он ударил ногой женщину, когда та молилась. Разумеется, было и много – возможно, даже большинство – порядочных, набожных и скромных хаджи, чьё паломничество и поведение делали большую честь исламу. Однако факт остаётся фактом: подавляющее большинство богатых землевладельцев, заслуживших враждебное отношение со стороны общества, также относились к этой категории. Был ли этот каскад сюжетов связан просто с неизбежным обилием исходного материала или же с его социальной ценностью в качестве назидательной истории для богачей – как уже состоявшихся, так и будущих, – утверждать невозможно. Подозреваю, что играли свою роль оба эти момента.
Впрочем, были очевидны две вещи. Во-первых, почти все считали, что бесстыдство и жадность – как среди богатых в целом, так и среди богатых хаджи в частности – сейчас проявляются хуже, чем в прошлом. С этим соглашались даже богатые хаджи, хотя они и снимали с себя обвинения. Вот слова Сукура, выражавшие мнение большинства: «В былые времена хаджи были настоящими, а сегодня это уже не так. Они просто носят свои одеяния. Они всего лишь побывали в Мекке [но не совершили настоящее паломничество]. После возвращения они должны вести себя как праведники, а на деле они даже проворачивают схемы пади-чунка. Им просто хочется больше денег. Никаких пределов тут нет»[82]. Во-вторых, очевидно, что после смерти таких хаджи их прегрешения навлекут на себя самые изощренные божьи кары. В чём именно будет заключаться наказание, можно только гадать, но вот слова Абдула Рахмана, представившего это допущение в конкретных подробностях: «Когда они попадут в ад, они будут плавать в крови».
Ценность
Последнюю фразу на малайском (
