к древесине и вдохнула острый ореховый запах. От вспыхнувшего воспоминания у нее заныло в груди – то был запах леса, запах Индии.
– Только не ешь ее, – пошутила тетя, – а то испортишь себе аппетит перед ужином.
Воспоминания тут же улетучились.
– Я ставлю чайник, да, тетя?
– Чай – это именно то, что мне сейчас нужно. Ах да! К слову о письмах: там тебе пришло одно из Ньюкасла.
– От Тилли?! – радостно воскликнула Софи.
Тетя Эми кивнула, подтверждая.
– Самое время ей написать. Как там идут приготовления к ее двадцать первому дню рождения?
– Поверишь ли, я его до сих пор не распечатала, – сказала тетя Эми.
– Прочтем за чаем, – улыбнулась Софи. – Ты уже, наверное, извелась от любопытства.
– Ах ты, наглая девчонка! – воскликнула тетя, с притворной суровостью погрозив девушке пальцем.
Пока в крохотной кухне закипал на газовой плите чайник, Софи сбегала в гостиную, разрезала ножом для писем с ручкой из слоновой кости конверт от своей троюродной сестры Тилли и подошла к окну, чтобы прочесть. На бледно-голубых листах бумаги для заметок, составивших довольно толстую пачку, своим аккуратным наклонным почерком Тилли во всех подробностях описывала происшедшие в доме Уатсонов события и шумную жизнь большого индустриального города, расположенного в сотне миль к югу от Эдинбурга.
Дружелюбные Уатсоны приняли Софи как родную, когда ее, осиротевшую и несчастную, прислали из Индии и передали на попечение старшей сестры ее матери, Эми Андерсон. О первых шести годах своей жизни Софи помнила совсем мало: яркие пятна солнечного света, пробивающиеся сквозь ярко-зеленую листву, оранжево-розовое сари Айи и день рождения без застолья. Лица, которые окружали ее в раннем детстве, она давно забыла.
Одинокая тетушка сделала все возможное, чтобы Софи чувствовала себя на новом месте как дома, и вскоре привязавшаяся к ней племянница неотступно следовала за ней повсюду: на собрания суфражисток[1], во время посещений церкви по воскресеньям, в поездках на лесопилки. Но лишь визиты на праздники к родне тетки в Ньюкасл вызывали на пухлых губах Софи радостную улыбку и заставляли ее щебетать без умолку.
– Джонни послали в какое-то Пинди! – крикнула она тете. – Ты слыхала о таком?
– Равалпинди, – ответила тетя Эми, появляясь в дверях. – Это военная база в Северном Пенджабе[2]. Твои родители поженились и провели медовый месяц недалеко оттуда – в горном селении Мурри.
– Правда?
Софи бросила взгляд на каминную полку. Там, обрамленная серебряной рамкой, стояла фотография красивой пары в нарядных свадебных одеждах. Девушку всегда поражал их хмурый вид, но тетя Эми уверяла, что им с трудом удавалось сидеть смирно перед фотокамерой.
– Джесси там очень понравилось, – улыбнулась Эми, – несмотря на то что тогда была
Суфражистки – общественные активистки, боровшиеся за избирательные права женщин. (
Пенджаб – провинция в современном Пакистане; во время описываемых событий входила в состав Британской Индии.
