с большим тщанием, нежели в любой другой стране, так и не установлены ясно и окончательно четкие границы общего права, статутного права, морского права, церковного права, корпоративного права и других местных прав и обычаев».[238]
Обосновывая отказ от универсальных конструкций, авторы «Федералиста» подчеркивали, что многие термины, используемые в исследованиях, отличаются условностью и даже «вопиющей неточностью»,[239] что «приливы», наблюдаемые в человеческих делах, различаются по длительности, силе и направлению и редко повторяются.[240]
Но вместе с тем они призывали изучать политику и законы других государств,[241] а также законы отдельных штатах,[242] указывая, что без этих знаний правительство не может действенно осуществлять внутреннюю и внешнюю политику.
Огромный вклад в становление сравнительного правоведения внес великий немецкий юрист, основатель исторической школы права Фридрих Карл фон Савиньи. В опубликованной в 1814 г. работе «О призвании нашей эпохи в законодательстве и юриспруденции» Ф. Савиньи провел сравнительный анализ трех гражданских кодификаций – Франции, Пруссии и Австрии и, по сути, впервые определил природу и особенности романо-германской системы права.
Одна из главных идей его книги – право должно основываться на изучении его истории.
«История даже младенчества народа, – писал он, – остается всегда благородной учительницей, а в такой век, как наш, у нее появляется еще одна и более святая функция, которую она должна исполнить. Ведь только она сохраняет живую связь с первоначальным состоянием народа; с утратой этой связи любой народ теряет лучшую часть своей духовной жизни».[243]
Чтобы сохранить неприкосновенной «духовную жизнь» народа, Савиньи призывал изучать обычаи и древние законы отдельных земель, выявлять через них «корни» существующих правовых систем и активно использовать в действующем праве, поскольку они непосредственно исходят от народа.[244]
В его учении право предстало, как живой организм, который «рос вместе с народом и обретал силу по мере его усиления, и, наконец, умирал, когда народ терял свою государственность».[245] Он развивался «благодаря внутренним и бесшумно действующим силам, а не произвольной воле законодателя».[246] Поэтому в нем все имело значение. Даже давно бездействующие нормы, утверждал Савиньи, могут быть возрождены – «если не в их буквальном значении, то в соответствии с их духом»,[247] отражающим «особенности народа, его язык, нравы и учреждения».[248]
К такому восприятию права он призывал не только ученых-юристов, но и законодателей и судей, убеждая их осуществлять свою деятельность на научных началах.[249]
Бережное отношение к истории права исключало необдуманные
Там же. С. 241 (Очерк № 36).
Там же. С. 254 (Очерк № 39).
Там же. С. 426 (Очерк № 64).
Федералист. Политические эссе Александра Гамильтона, Джеймса Мэдисона и Джона Джея. М., 2000. С. 361 (Очерк № 53).
Там же. С. 377 (Очерк № 56).
Frederick Charles von Savigny. The Vocation of Our Age for Legislation and Jurisprudence. Birmingham. 1986. P. 136.
Ibid. P. 137.
Ibid. P. 27.
Ibid. P. 30.
Frederick Charles von Savigny. Op. cit. P. 138.
Ibid. P. 24.
Ibid. P. 150.
