острова Магна. Нет, все же Раниер не такой, как прежде. Губы сделались тоньше, а ноздри носа как-то хищно изогнулись. Не может магик вернуть пролетевшие ночной птицей годы. Лепит не свое, придуманное, а то, что в самом человеке таится, вытягивает наружу – вот оттуда и линия губ как разрез, и в самом лице – что-то от хищной птицы. Веки его выпуклые, отяжеленные длиннющими ресницами. Когда-то давно я мечтала целовать его закрытые глаза. И вот теперь – целую. Нижнее левое веко я почти вернула на место, осталась только припухлость. И ресницы вернула – вшила поштучно, как узор на платье невесты. Оно тут рядом повисло на спинке расшатанного гостиничного стула – кусок алой материи в десять локтей, в который невесту укутывают с головы до ног. А жених в белом колете и белом плаще, и штанцы тоже белые, просторные, с завязками у щиколоток, а вот туфли должны быть красные, как у невесты. Наряды – дивноземельные, а обычай наш – ниенский, нити жизни вытянуть из человека и связать, чтобы уж до конца навечно. Великий Магистр сам соединил. После того как вычеркнул имя Раниера из списка Ордена. И в тот миг жених так побелел, несмотря на смуглую кожу, что мне показалось – сердце его разорвется, и он упадет замертво.
Теперь я знаю: не хотел он уходить из Ордена, смертельно не хотел. И местные медикусы, если и не понимали ничего в пластической магии, то отлично знали, как убрать черные наросты на разорванной коже. Знали – но он запретил. Он прятался за своим увечьем от данного слова. Когда его привезли в Дивные Земли, и он очутился в стенах Обители, то сразу понял, что не готов отказаться от Ордена, но был готов отказаться от меня. Я все это знала, знала, когда выставляла склянки с настойками на старую, прожженную опасными составами столешницу. И еще знала – что уведу его из Ордена. Пусть против его воли. Отныне Раниера никто не посмеет называть палачом. Только судьей. Не хочу ему палаческой Судьбы. Я – его Судьба.
Он вздрагивает и просыпается.
– Мне приснилось, что сегодня была свадьба.
– Знаешь, милый, это не сон.
– Не сон. Ты была закутана как кукла в эту красную ткань с золотым шитьем. А почему не спишь?
– Любуюсь на свою работу.
Он привлекает меня к себе, замыкает в кольцо рук. Я целую его в губы. Трусь щекой о его щеку. Какая нежная ровная кожа!
– Странное чувство… у меня все новое – новое лицо, новая жена, новая жизнь…
– У тебя была старая жена?
– Была наложница. Жила в этой таверне.
– Еще скажи – в этой комнате.
– Да, как раз в этой комнате. Она удобная. И в окна никто не заглянет – напротив только крыши.
– Какая прелесть.
– Это было давно – еще до моей поездки в Гарму. Я платил ей серебряный флорин за встречу. А потом…
– А потом?
– Однажды утром она собрала вещи и исчезла.
– Как ее звали?
– Зачем тебе это?
