с другом. Неужели мы последуем этому достойному сожаления примеру?
– Уж не хотите ли вы сказать, что во всем был виноват мой отец?! – едва сдерживая ярость, воскликнул мастер Годолфин.
– Я ничего не хочу сказать, мой мальчик. Я считаю, что им обоим должно было быть стыдно.
– Прекратите! Вы клевещете на усопшего!
– Значит – я клевещу на обоих, если вам угодно именно так расценивать мои слова. Но вы ошибаетесь. Я говорю, что они оба были виноваты и должны были бы признать это, случись им воскреснуть.
– В таком случае, сэр, ограничьтесь в ваших обвинениях своим любезным батюшкой, с которым не мог поладить ни один порядочный человек.
– Полегче, милостивый государь, полегче!
– Полегче? А с какой стати? Ралф Тресиллиан был позором всей округи. С легкой руки вашего беспутного родителя любая деревушка от Труро до Хелстона просто кишит здоровенными тресиллиановскими носами вроде вашего.
Глаза сэра Оливера сузились. Он улыбнулся:
– А как вам, позвольте спросить, удалось обзавестись именно таким носом?
Мастер Годолфин вскочил, опрокинув стул.
– Сэр, – вскричал он, – вы оскорбляете память моей матери!
Сэр Оливер рассмеялся:
– Не скрою, в ответ на ваши любезности по адресу моего отца я обошелся с ней несколько вольно.
Какое-то время мастер Годолфин в немой ярости смотрел на своего оскорбителя. Не в силах сдержать бешенства, он перегнулся через стол, поднял трость и, резким движением ударив сэра Оливера по плечу, выпрямился и величественно направился к двери. На полпути он остановился и произнес:
– Жду ваших друзей и сведений о длине вашей шпаги.
Сэр Оливер вновь рассмеялся.
– Едва ли я дам себе труд посылать их, – сказал он.
Мастер Годолфин круто повернулся и посмотрел сэру Оливеру в лицо:
– Что? Вы спокойно снесете оскорбление?
– У вас нет свидетелей. – Сэр Оливер пожал плечами.
– Но я всем расскажу, что ударил вас тростью!
– И все вас сочтут лжецом. Вам никто не поверит. – Он вновь изменил тон: – Послушайте, Питер, мы ведем себя недостойно. Признаюсь, я заслужил ваш удар. Память матери для человека дороже и священнее, чем память отца. Будем считать, что мы квиты. Так неужели мы не можем полюбовно договориться обо всем остальном? Что проку бесконечно вспоминать о нелепой ссоре наших отцов?
– Между нами стоит не только эта ссора. Я не потерплю, чтобы моя сестра стала женой пирата.
– Пирата? Боже милостивый! Я рад, что мы здесь одни и вас никто, кроме меня, не слышит. В награду за мои победы на море ее величество сама посвятила меня в рыцари, а раз так, то ваши слова граничат с государственной изменой. Поверьте, мой мальчик, все, что одобряет королева, вполне заслуживает одобрения мастера Питера Годолфина и даже его ментора, сэра Джона
