лёгкие.
Глава 2
На юго-востоке Гардарики, у самой границы Чёрного леса, лежало село Груша. Когда-то это место дышало жизнью. Весной раздавался звон ручейков, питающих поля, летом колосья тянулись к солнцу, а густые сады дарили сладкие яблоки. Здесь не было богачей, но люди не знали голода. Земля эта была благословлена: её охраняли духи, живущие в лесу и Великая Ольха, раскидистая и могучая, под сенью которой справляли свадьбы, собирались жители на праздники урожая, молились о дожде, просили защиты, принося дары.
Но те дни остались в прошлом.
Река пересохла, колодцы опустели, мельницы замерли, а земля потрескалась, став сухой, как черепа павших воинов. В воздухе витал тяжёлый запах пепла. Поля превратились в выжженную пустошь, а деревья у края леса стояли сухими, словно их высосали изнутри.
Всё казалось мёртвым. Ни стрекота кузнечиков, ни птичьего щебета – только удушливая, тягучая тишина, от которой хотелось взвыть.
Боримир остановился на краю села. Его густые, растрёпанные волосы темнели на ветру, а борода, короткая и ухоженная, скрывала жёсткие линии лица. Взор его тёмных глаз был тяжёлым, усталым, словно он видел слишком много смертей, чтобы удивляться новым бедам. Его осанка была напряжённой, будто он всё ещё ожидал нападения, даже здесь, на пороге заброшенного села. Его уверенные и точные движения выдавали опыт охотника. Его поношенный кафтан видел больше боёв, чем мирных дней. За плечом висел мешок с кольями а на поясе заговорённый меч, что сверкал лишь тогда, когда кровь нечисти касалась его лезвия. На груди блестела подвеска – знак вольного Ловчего, тусклый, как глаза мертвеца, но всё ещё внушающий страх.
Груша стояла, будто замершая во времени: ни детского смеха, ни скрежета лопаты о землю. Улицы села, некогда наполненные жизнью, теперь зияли пустотой, плетни покрылись слоем мха и плесени. Крыши почерневших и покосившихся изб местами провалились, а окна напоминали тёмные провалы глазниц безжизненного черепа. За их спинами мелькали лица. Бледные, вытянутые, словно у утопленников, с глазами, полными немого ужаса, смешанного с отчаянной надеждой. Люди не решались выйти из домов. Они затаились, будто каждое движение или шорох могли пробудить нечто тёмное и страшное.
Боримир легко постукивал посохом по разбитым доскам моста, нависающего над местом, где ещё совсем недавно протекала река Ревога. Её воды были бурными, как весенние ветра, и прозрачными, словно зеркало. Она питала поля и мельницы, но теперь там простиралась лишь густая грязь, чёрная, словно смола, и покрытые мхом скользкие камни. Он спустился под мост, присел на корточки и зачерпнул горсть земли. Растерев её между пальцев, он заметил, как сухая пыль, словно мёртвая кожа, поднялась в воздух. Но запах… он был чужим. Прогорклым, словно после старого пожара.
Староста, грузный и вечно потеющий мужик с круглыми, как блины, щеками, нервно переминался с ноги на ногу. Шапка в его руках давно потеряла форму – он жамкал её, словно пытался выжать из неё воду.
– Вот что, Боримир, ты это… разберись. У нас ведь
