отпустить ее.
Сорвался пустынный ветер. Еще не буря, но верблюда пошатнуло. Свежие стихотворения, вложенные в тетрадь, унесло. Осталось два. Один лист в начале тетради, а другой в конце. Разница между ними – примерно месяцев десять.
«Хотела подарить мигу, как птице, стихи, а подарила безмолвие в ветре», – подумала странница.
В***
В этот раз я не за столом,
А на паперти чистой пишу.
Вся грязна, пятидесятый псалом,
И я еще как-то дышу.
Я зашла к тебе случайно, не слышно,
Ты перелез через крыши моих сараев.
Друг, в моем сердце зацвела белая вишня,
Я рядом, но буду ближе – пораню.
Немощь моя была скручена,
А я сама за тобой хоть на рудники и на каторгу.
Парень, спасибо, что тобою научена,
Но завет свой не расторгну.
Нищая сердцем и нищая духом,
Я в дорогом пальто для тебя, милый, прошу.
Я тихо накрываю тебя тремя одеялами с пухом,
И, украдкой смотря, не спеша ухожу.
Птица улетела. Девушка недолго погрустила, глядя на последний лист тетради.
Близится ноябрь промерзлый
Ветер обнял до души.
Взгляд не жарок, он снова серьезен,
И мало боюсь, иду по глуши.
И раньше сирена не веяла страх,
А только шептала мне имя.
Теперь же ни имени на молчаливых устах,
Что было костром, то стало лишь дымом.
Скучать и бояться могла я в ночи,
Но время есть лучший советчик.
Не надо нам слов, уйди, замолчи.
Холодная сталь, одиночество, вечер.
ВОПЛЬ
Это было давящее утро, которое казалось предсостоянием сильной грозы и тугих туч. Я еду на работу в редакцию. Трамвайчик гусеницей пробирается сквозь дебри розовых кустов. Я чувствую, что упускаю что-то очень важное и очень хочу высунуться из окна, бронзовкой забраться в рыльце цветка и жадно пить, пить, пить. Но насекомые понимают больше: они не разговаривают, не думают, но являются причастными к вечности хотя бы тем, что не имеют свободы выбора. Свобода выбора – тяжко. Если бы я сегодня, скажем, выпила все цветы розовых кустов, через которые пробирался трамвайчик, то я не напиталась бы, но сошла бы с ума, потому что попыталась залезть в тайну беспечных насекомых.
Роса разносит запах зеленой травы, а розовые кусты создают сладкое облако нектарного запаха. Среди этого розового ветра слышны звуки. Звуки эти для кого-то раздаются, для кого-то доносятся лишь конечные высокие их ноты, а кто-то вообще не слышит их в нашем городке.
Я еду в редакцию, слушая сладкий розовый запах и эти истошности. Сегодня в газете я напишу, что это и есть сама жизнь.
Каждый раз, когда я еду в редакцию и наблюдаю живой природный мир, я замечаю, что вижу лишь то, что позволяют мне
