извините… один ваш студент приставил лезвие к моему горлу»? Так? Нет, пожалуй, не так. «Мне хотелось бы знать больше о танце. Эвритмическом. О школе…» Нет-нет. «Скажите, зачем студенту Эвритмического Танца бритва?»
«Подонок».
Голодно. Всё же лучше было бы подкрепиться кофе. Тёплый кофейный дух…
Авива. Я встретила её однажды утром на берегу Гудзона, на полянке поросшей клевером и травой-муравой* (*горец птичий, или спорыш птичий – Corrigiola littoralis), за которую я прозвала эту дальнюю полянку «Уголок России». Авива парила над полянкой. Увидев меня, смутилась, приземлилась. Я подошла успокоить: «Я пришла сюда за тем же». Я тогда обратила внимание на необычный цвет её глаз – желто-зелёный, цвет весенней листвы. С тех пор повелась наша дружба, и наши упражнения. Способность летать она объясняла тем, что была птицей в предыдущей жизни – где-то в Грузии, а именно в Кабулетти, там где солнце вставало из-за всегда покрытых снегом гор, а садилось прямо в море: «Драма этих пейзажей мне вспоминается как сон, но я не сомневаюсь, что на самом деле это было и есть так».
«Драма этих пейзажей». – Я пробовала представить один из описанных ею пейзажей: картина гаснет, едва вспыхнув, едва вторгнувшись в память: гасят голубизна и запах степных незабудок, растущих над самым обрывом.
И уже нет Авивы. Ведь если рожденный ползать летать не может, то рожденный летать – не может ползать, не так ли. А она к тому же не умела плавать. Печально.
За пределами города. Хлестнула по окну, промелькнув-пролетев над моей головой, видимо, не постриженная во-время тополино-кленовая ветка, вся в набухших почках. Автобус укачивает. Плывём…
ПО ВОЛНАМ
Плывём. За бортом – серо-зелёная, переходящая к горизонту в светло-серо-голубую, водная рябь. Утро? Вечер? Лёгкий ветерок, бриз. На палубе, помимо меня, вижу: двое, два курящих силуэта. Ближе: в одном из них узнаю недавнего обидчика! Шарахнулась за какую-то конструкцию – мачту? Ищу глазами, где тут вход в трюм. Он, этот недавний обидчик, изогнут в твисте до состоянии буквы «S», с чёрными взлохмаченными волосами, весь в облегающем чёрном, ну просто какой-то чёртик! Князь Тьмы! А ведь при самой первой встрече показался Ангелом Красоты. Белеет только папироска в объятьях цепких смуглых пальцев, как же так, не удосужился в чёрное перекрасить. Его собеседник и со-курильщик – высокий пожилой господин, лысенький, брюхатенький, с бородкой клинышком, пухлыми губками и сладким прищуром, смотрит вниз, на игру волн, и говорит, сплёвывая за борт:
– Волны, волны… Приходят женщины на ум. Они как пузырьки на водной поверхности. Много их, много, возникающих и пропадающих в водовороте себе подобных; и у каждого пузырька, должно быть, есть своё имя: София. Маша. Тина. Кристина. Лейла. Аракся… М-м… много их было, всех не упомнишь. С иными были мгновения истинного наслаждения. Иных не помню. Впрочем, впомнил, один курьёзный случай, с одной… имя забыл. (Сделав ещё одну затяжку и ещё раз сплюнув за борт, решительно:) Хотите, расскажу?
Чёрный – назовём
