высочество, приветствуем вас и ваших спутников, – один из мужчин подал руку и помог выбраться из волосферы царице, а затем мне и Татьяне Алексевне.
Вокруг нас засверкали вспышки фотоаппаратов. Надо же, в этом мире тоже есть папарацци.
Весело щебеча любезности, царица проследовала в галерею, я и Татьяна Алексеевна пошли следом. За нами, держась на расстоянии, двинулись охранники царицы, не выпуская царицу из виду.
Картинная галерея выглядела вполне себе по-земному. Внутри медленно прохаживались нарядно одетые люди, сновали официанты с напитками на подносах. Царица принялась общаться с окружившими ее посетителями, я же пошла рассматривать картины.
Да, от современного искусства Великого Русского Царства я была далека. Я искренне пыталась понять, что хотели сказать создатели всех этих творений, изображая хаотичные разноцветные полосочки и кружочки, но так и не смогла.
Возле одной из картин я откровенно зависла. Сие произведение искусства представляло собой изображение двух старательно нарисованных окружностей, которые походили на, как бы помягче сказать, большую пятую точку.
– Боже, срамота какая, – возле меня возникла Татьяна Алексеевна и возмущенно уставилась на картину. – И это называется современным искусством? Это что же такое он нарисовал? Да, вот во времена моей молодости такого безобразия не было…
Я еле сдержала улыбку. Не одной мне в этой картине мерещится чья-то задница.
– Концептуально, – пробормотала я, не зная, что ответить Татьяне Алексеевне.
– О, сударыня очень остроумна, – услышала я приятный низкий баритон.
Я обернулась. Передо мной, широко улыбаясь, стоял красивый молодой человек лет тридцати, ростом чуть выше меня, с вьющимися темными волосами, прядь которых эффектно спадала мужчине на лоб. Его карие глаза смотрели на меня смеющимся взглядом из-под красиво изогнутых темных бровей. Мужчина выглядел так, что у нас на Земле его с руками оторвали бы модельные агентства. Одет холеный красавец был в черную рубашку с небрежно расстегнутой верхней пуговицей и светлые брюки.
«Такое ощущение, что всех красавцев увезли на Терру», – непроизвольно подумала я, рассматривая незнакомца.
– Conceptus est momenti in arte, – сказал мужчина на латыни.
Черт, я совсем забыла, что в этом мире латынь – это как у нас английский! К сожалению, я похвастаться знанием латыни не могла. Единственное, что некстати пришло мне в голову – это «дура лекс сед лекс», как постоянно напоминал мой преподаватель по римскому праву.
– Да-да, именно так, – делая умное лицо, ответила я.
– Я знаком с автором этой картины. Поговаривают, что источником вдохновения для него при создании этого произведения послужила дама его сердца.
Татьяна Алексеевна громко фыркнула.
– О, князь Салтыков, – к нам
