ремарку можно отнести и к «Океану» Рубинштейна. Лишь Гуммелю, ученику великого Моцарта с его неподражаемым чутьем и тонкостью своего учителя, удалось передать величие, таинственность и красоту океана, не впадая в крайности. Он хорош и тем, что в нем практически отсутствуют мрачноватые сцены встречи человека с грозными обитателями моря или драматичные сцены крушений кораблей.
Но перейдем ближе к делу. А существо дела связано с «марсианским» периодом жизни автора тем, как он до него дожил, прожил, и что осталось от всего этого в остатке. И дело здесь совсем не в том, что автор желает сообщить миру нечто такое, что ему неизвестно. Скорее всего, ему самому захотелось припомнить, что же все-таки происходило с ним самим в прошлом, вспомнить людей, которые находились поблизости и оставили в душе автора нестираемый след. Постараться ответить себе на вопрос – является человек сам творцом своей судьбы или, все-таки, наша судьба преимущественно зависит от воли случая, или навязана нам сторонними силами, или судьбой. Ведь рано или поздно, каждый приходит к этому вопросу, и автор не является здесь исключением.
Пишет автор и еще это для того, что если кому случайно попадут в руки эти записки, чтобы они старались читать их под музыку, тогда и у них может появиться доверие к автору, и им будет легче поверить в те небылицы, которые он плетет ниже.
Гуру
Three Piano Concertos after J.C. Bach, K. 107
Я вообще считаю, чтобы человек не делал, важно, чтобы делал он это с увлечением и, чтобы по мере приближения к завершению всех своих главных дел, у него еще не пропало желание желать. Конечно, было бы лучше всего, каждый день этого оставшегося времени встречать так, как если бы он являлся первым в твоей жизни, а жизнь представлялась бесконечной. Хорошо было-бы, как и вначале пути, продолжать строить воздушные замки и планы на завтра и верить в то, что это завтра наступит, а не думать, что рано или поздно прозвучит финальный свисток. Хоть мы все понимаем, что финальный свисток может прозвучать в любое время.
Мне посчастливилось знать таких людей, которые жили по этому принципу, чем они мне и нравились. И не просто нравились, я бы сказал, что в них души не чаял. Не так давно я простился с одним из них, навестив его в одной из клиник в последние часы его жизни. На столе в больничной плате лежал лист бумаги, на котором была изображена некая схема генератора для возбуждения электрических разрядов. Причем схема была набросана часа за два до начала у него сложной операции, которую он так и не пережил. Ни я, ни те, кто с ним были знакомы, точно не знал, сколько ему было лет, какая у него была настоящая фамилия, которую ему по роду своих занятий пришлось сменить давно. На этот счет он не особенно любил распространяться, а мне это было не особенно важно. Было важно, что он был!
Для меня он был и остался в памяти человеком без возраста, со свежим юношеским и даже детским восприятием
