медалями Чехова, Ахматовой, Бунина.
Нынче – как когда-то
Расцветают розы на твоём окне,
облетает злато.
Тот, кто оставался вечно верен мне, —
весь закован в латы.
Тот, кто верил в волю, кто искал причин, —
знал погрешность терций:
не спасут ни боги, ни копьё, ни чин,
если сбилось сердце.
Распустилось солнце, всхохлился петух,
карп покинул невод,
и, ночные звёзды отсчитав, Пастух
спать ушёл на небо.
Женщина с ребёнком, в синем, вся в пыли,
плат её в заплатах.
На твоём окошке розы расцвели…
Нынче – как когда-то.
Огонёк
Жил-был огонёк
очень маленький,
родился, как все,
от любви.
Едва не погас —
такой маленький,
но кто-то шепнул: «Живи…»
Крохотный,
как печалинка,
старался, прыгал,
пыхтел на ходу,
он не смог разогреть
даже чайника,
да только вдруг
сотворил звезду…
И на звезде
той зажили люди,
пылая от яркой любви.
Кто знал, что всё это будет,
когда ему прошептали: «Живи».
И на звезде влюблённые люди
дворик звёздный с заботой метут
и пончики с мёдом на блюде,
и чайник – во двор несут.
Преломляя
Преломлённый свет вечерний,
ослепительно ничей.
Шёпот стих остывших в стерне
переломленных мечей.
И, судьбу свою сверяя
с твердью сине-голубой,
я до света растворяюсь,
преломляя хлеб с тобой.
Звезда Рождества
Звезды Рождества
среди будней все ждали.
Она не спешила. Из эдакой дали
добраться – не суетным должен быть путь.
Не лёгким. Старалась к звезде повернуть
планета
лицо всеми сразу краями.
Звезда приближалась.
И с нею, с дарами,
волхвы, словно ветхой сквозной тишины
актёры – прошествовать
были должны.
Меж будней, меж сует,
из эдакой дали…
Не помня, не зная,
не думая… ждали.
Как в театре теней
ждут света, чтоб сразу
движенье, сюжет
стали видимы глазу
и видимы стали
движенья души…
Отдёрнуты шторы…
Замри, не спеши —
нездешний, незримый
проделан был путь…
Прикрыты глаза,
чтоб звезду не спугнуть,
и тихо-претихо шепчу до поры:
«Все яблоки, все золотые шары…»
Курсант
«Шпаги чужих миров,
крики чужих планет,
ночь, усмехаясь, шлёт
тайну, как
