в совете директоров какой-то новой инвестиционной группы.
На кон они поставили достаток, карьеру, привычное благополучие и возможности… Рискнули почти всем, что у них было! И все зря. Не просто зря. Ситуация усугубляется с каждым днем все больше и больше. Но Полина почему-то решила, что есть виновник, нарушивший их незыблемую уверенность и стабильность, к которым они так привыкли, что не могли поверить в отвернувшуюся от них Фортуну, повернувшую колесо удачи в обратную сторону.
Кто-то сглазил, кто-то позавидовал…
Теперь она несет с восточных лавок какие-то тарелки, снимающие порчу. Ведет знахарей, целителей, гадалок в дом. Короче, не дом, а какой-то дурдом.
Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове. В этот момент я подошла к занавеске, прикрывавшей дверь в кухню… В очередной раз дунул ветер, и тряпку, некрасивую, растянутую, с премерзким рисунком, приподняло. Когда я увидела, что за ней происходит, мне стало не по себе.
Полина стояла ко мне спиной и помешивала варево в огромной кастрюле, больше походившей на выварку. Вонючая гнилостная жижа булькала под черпаком и в движении закручивалась, образуя собой воронку. Полина старательно подсыпала в нее какой-то порошок и не останавливалась ни на минуту.
Я обомлела:
– Это она готовит нам обед?!
Ноги подкосились, я прислонилась к стене.
«Бесполезно выяснять такие отношения, надо просто уходить и постараться больше не общаться», – подумала я.
Все мои мысли и решения были ясными и четкими. Не было сомнения или чувства неуверенности, я рывком кинулась к дверям прихожей.
Возле входной двери сверху прямо передо мной стал спускаться паук. Черный как смоль, он тащился на такой же черной и плотной, словно жгут, паутине.
Скользя медленно взглядом по паутине, предчувствуя впереди нечто ужасающее, я поднимала глаза все выше и выше. Наконец увидела потолок, весь покрытый паучьими сетями. Все в паучьем гнезде действовали быстро и слаженно: сеть росла, пауки были все ближе к двери.
Не знаю, что мной двигало в тот момент, но я не попыталась сбежать. В руках появился секатор, и я стала кромсать паутину, которая по своей плотности больше походила на провода. В ярости, в гневе, в немыслимом бешенстве я перерезала все, что было в прихожей: все эти нити, жгуты, веревки, похожие на похоронные ленты. Пауки исчезли. Черные обрывки нитей паутины валялись на полу. Бросив секатор, я выбежала из квартиры и с невероятной скоростью пробежала два пролета вниз, выпорхнув, легкая и невесомая, как бабочка на улицу. В глаза ударил свет…
Я зажмурилась и… проснулась.
– Господи! Это был сон, просто сон! – прошептала я.
Было четыре часа утра, рассвет только заходился. Прошло минут тридцать, и я, не выдержав, разбудила мужа:
– Может, мы не поедем сегодня в Питер?
Он удивленно посмотрел на меня заспанными глазами:
– Давай не поедем, если не хочешь.
