и чуть слышным, словно он стесняется так по-доброму говорить.
Мужчина отходит, вызвав в душе мгновенный укол страха – если он уйдет, меня все-таки сбросят в канаву. К землюкам. Но он возвращается, встает так близко, что я снова улавливаю его горьковатый запах. Звякает метал, потом звук льющейся жидкости, и к моим глазам прижимается что-то влажное и прохладное.
– Вот так, сейчас лекарство подействует, и, может быть, сможешь открыть глаза.
Снова металлический звук, и по лицу проходится влажная ткань. Меня умывают?
– Да тебя избивали, похоже, – теперь в его голосе слышна злость. По моему телу от макушки до стоп пробегают уверенные мужские руки. Быстро ощупывают, где-то задерживаются, словно изучают это место, и бегут дальше.
– Ганис! – голос снова звучит резко и властно. – Девушку сильно избили – у нее сломан позвоночник. Это твоих рук дело?
– Что вы, что вы, господин инквизитор! – Ганис чуть не визжит от ужаса. – Такую купил, клянусь бородой праотца!
Наступает молчание, слышно только испуганное прерывистое дыхание… моего хозяина? Ведь, если я рабыня, а Ганис меня купил, то я его собственность? Рабыня по имени Федерика.
Те же мужские руки ложатся мне на солнечное сплетение, слегка надавливают. Низкий голос звучит мягко, словно разговаривает с маленьким ребенком: -Такая сильная и стойкая малышка… Потерпи еще немного – нужно срастить позвонки…
– М-мм, – с моих губ срывается стон, потому что внезапно тело пронзает острая, мучительно долгая и болезненная судорога.
На лоб ложится прохладная ладонь и я слышу шепот:
– Тш-ш, девочка, уже все закончено. Сейчас тебе станет легче…
Под ласковым прикосновением ладони мое сознание опять мутнеет, и на этот раз я отключаюсь…
2
Скырр… Скырр… Скырр… Монотонный скрип плохо смазанных колес. Мерное покачивание, и конское ржание. Я лежу на дощатом днище грязной повозки. Голова мотается по комкастой, пахнущей прелым подушке. Тело укрыто рваной дерюгой, под которой мне ужасно жарко. Хочется попросить воды и убрать с меня вонючую тряпку, но я не рискую – пусть думают, что я без сознания. Над телегой натянут кусок дырявой ткани, прикрывающий меня от безжалостного солнца – в этом мире знойное лето. Сквозь прорехи пробиваются солнечные лучи, в которых танцуют пылинки. Всхрапывают и цокают копытами запряженные в телегу кони.
Как хорошо быть живой… Даже если в теле болит каждый кусочек, все равно хорошо…
Все пространство повозки завалено разномастными тюками и мешками. Когда колеса подпрыгивают на кочках, они начинают ползти в мою сторону, грозя похоронить под собой. Так себе удовольствие кататься на таком транспорте, но это лучше, чем лежать на дне канавы в компании землюков.
Я перевожу взгляд к светлому полукругу выхода из повозки. В нем виден кусочек ярко-голубого неба, и, как на экране в кинотеатре, то появляется, то исчезает фигура едущего за телегой
