шла в школу через Верхний Ист-Сайд, напевая себе под нос: «Попкорн, попкорн, попкорн».
На десять минут оставшись на гостевой территории один, Гарри посмотрел поверх бассейна, сейчас почти черного, на облицованный галькой дом, все окна которого светились разными цветами – красным, темно-зеленым, серым, персиковым, молочно-белым, синим, желтым, – оттеняемыми люминесцентно-белыми рамами. Прислуги он не видел, но в нескольких каминах, включая и тот, что был в его комнате, горел огонь, защищая от ночного воздуха, на берегу океана, холодного даже в июне, в огромных букетах не было ни одного увядшего лепестка или листочка, и каждый, кто хоть немного разбирался в управлении имением, высоко оценил бы организацию работ: создавалось впечатление, что садом занимался далеко не один штатный садовник.
Гарри решил не приходить как есть и сменил рубашку, а также повязал темно-фиолетовый галстук, который показался ему более уместным для вечерней темноты. С растущим нетерпением он ждал встречи с Кэтрин, хотя ее не было рядом всего несколько минут. А Хейлы казались вполне доступными. Вероятно, ужин будет мучительно традиционным и чопорным – рыба и жареный картофель, подаваемые профессионально любезными слугами. Этикет превыше всего. Обедая у Диккерманов и подобных им хозяев, он, словно перенесенный на несколько эпох вперед динозавр, всегда вынужден был обуздывать себя и приспосабливаться к неподвижности, чтобы не испугать окружающих своей громогласностью и непосредственностью, не съесть более девяти горошин и не смотреть с недоумением на тридцатиграммовую говяжью котлетку, лежащую посреди тарелки, точно Гавайи посреди Тихого океана. За время обучения в Гарварде его лишь отчасти отшлифовали и выдрессировали, да и там он часто выходил за рамки хороших манер. Но сегодня ему хотелось быть максимально дипломатичным и скучным.
Поправляя галстук, он прошел мимо бассейна с соблазнительно колышущейся темной водой. Не сумев сразу найти нужную дверь, он сначала вошел в кухню, где слаженно и быстро работали четверо слуг – двое мужчин и две женщины. Попятившись, он нашел правильный вход и прикрыл за собой дверь так осторожно, словно вставлял обратно выдернутую из гранаты чеку.
Хейлы расположились перед камином в гостиной, словно на семейном портрете. Эвелин сидела в ожидании на краю белого атласного кресла, царственно сложив руки на одном из широких подлокотников. Билли стоял у огня. Никто из них не переоделся: Билли был в той же синей рубашке поло, что и раньше. Кэтрин, прислонившись к парчовому креслу, имела скромный вид актрисы, которая должна по большей части молчать и оставаться в тени, потому что главным действующим лицом этой сцены выступает не она, но ее присутствие важно для всей пьесы. Этого требовала и та роль, которую она играла в театре, и она была полна жизни, даже когда у нее не было реплик.
Сначала возникло ощущение неудобства. Никто не знал, как себя вести в новом составе. Наконец, чтобы прервать тишину, которая с каждой секундой становилась все более напряженной,
