за веретена или за иголку хватались? Тоже казачка! – бросила она на Галину сверкающий взгляд. – Тебе, может, какого-нибудь «крамаря» или «ченця» надо было б! Казаку за то и слава, что он смелый, бесстрашный, что он готов один со своей саблей против всех своих врагов выступать. Вот только нехорошо, что не всех стали пускать в казаки! Правда, они на вид и кажутся грубыми, не умеют нежных слов ворковать, зато уж если любят, так всей душой! – окончила как-то слишком горячо раскрасневшаяся Орыся. Галина с изумлением смотрела на нее.
– А ты почем знаешь? – спросила она, устремляя на подругу любопытный взгляд.
Этот простой вопрос привел Орысю в необычайное смущение; она покрылась вдруг до самых ушей и шеи яркой краской и, отвернувшись в сторону, произнесла как-то сконфуженно:
– Да разве я в чернычки, что ли, пошилась… видела… знаю…
Обе девушки замолчали.
Галина с удивлением посмотрела на подругу, готовая задать ей еще более любопытный вопрос, но в это время в полуоткрытых воротах появилась старая, сморщенная баба с головой, заверченной в белую намитку.
– А что, сороки мои, цокотухи мои, – обратилась она приветливо к обеим девушкам, – что делаете?
– Да вот я рассказывала Галине, – заговорила Орыся, – о парубках, о дивчатах, о селах, городах, о церквах, об вечерныцях.
– Ох-ох-ох! – вздохнула старуха, подпирая щеку рукой, – ничего этого голубка наша не видела! Живет здесь с нами, и света Божьего не видит. А сколько раз уж говорила я старому: повези дытыну хоть к отцу Григорию, к батюшке твоему, – пояснила она Орысе, – так где там! И слушать не хочет!
– А почему, бабуся, дид не хочет меня везти? – изумилась Галина.
– Боится.
– Чего?
– А вот, видишь ли, когда мать твоя покойная была жива, много, много перенесла она горя через одного пана! Украл он ее и увез так далеко, что она едва-едва убежала. Так вот дид боится, чтоб и тебя какой-нибудь пан не увез.
– Ха-ха-ха! – рассмеялась звонко Галина, – да зачем бы он увозил меня? На что я ему?
Это восклицание было сделано так искренне, что баба и Орыся невольно рассмеялись.
– Ах ты, квиточка моя степовая, – произнесла старуха с улыбкой, нежно прижимая головку девчины к своей груди, – ничего-то ты еще не знаешь и не ведаешь!.. А где это наши так «забарылысь», – подняла она через минуту голову, всматриваясь вдаль, – уже и солнце прячется, и вечеря готова, а их все нет!
Все примолкли и стали прислушиваться.
– Идут, идут! – вскрикнула вдруг первая Галина, – вон и дид песню поет, а вон и наши «ланцюжныкы» повылазили и машут хвостами.
Действительно издали донесся звук старческого голоса, распевавшего какую-то казацкую песню.
Голос приближался все больше и больше, вслед за ним послышалось ржание лошади и мычанье коров. Через несколько минут с западной стороны показались две человеческие фигуры.
– Наши, наши! – закричала радостно Галина, –
