генерал-квартирмейстеру Русской армии Герману Ивановичу Коновалову взять на себя труд по ведению дел канцелярии Главнокомандующего. Опытному штабисту было не занимать умения, и вся работа протекала в спокойной и деловой обстановке. Вновь созданная канцелярия и почти все офицеры штаба Главнокомандующего, как и прежде, готовили приказы, отдавали распоряжения о переводе иностранных телеграмм в адрес барона; адъютанты, благо их каюты расположились рядом, взялись за организацию приема посетителей. Вот как описывал ироничный очевидец преобразовавшуюся общественную приемную барона: «В каюте у генерал-квартирмейстера уже кипит работа. Зашифровывают радиотелеграмму, стучит пишущая машинка, приносят какие-то бумаги. Постоянно входят адъютанты Главнокомандующего и начальника штаба, и то и дело слышится: “Главком приказал”, “Начальник штаба просит это переписать“, “Вас вызывает Главнокомандующий”… Спешно переписывается и переводится письмо Главнокомандующего к графу де Мартелю… Письмо подписано… но тут происходит заминка с номером… все исходящие и входящие журналы, все делопроизводство брошено или сожжено в Севастополе. Какой ставить номер на эту историческую бумагу?.. Недоразумение разрешает генерал К <оновалов>: – Чего там долго думать? – обращается он к офицеру Генерального штаба. – Вы какой одеколон употребляете? – Полковник не сразу догадывается и несколько удивленно отвечает: – № 4711. – Ну и великолепно. Отлично! Ставьте этот номер и отправляйте бумагу, черт её дери…»[33]
Прибывших к Врангелю просителей встречают «парные» часовые у входа в кают-компанию, элегантно обтянутую светлым шелком. В ожидании приглашения к Врангелю просители покорно ожидают своей очереди, обдумывая предстоящую беседу и возможную реакцию Главкома. Испросившие у Главкома аудиенции не всегда прибывают к нему с радостными известиями, и вот до Врангеля доходят слухи, что почти все суда перегружены, а условия пребывания на них ухудшаются час от часу. Барон советуется с адмиралом Кедровым, но ускорить продвижение эскадры тот не в силах: механизмы кораблей и людские нервы на пределе. Во избежание неприятностей продвижение продолжается с прежней скоростью. Остается полагаться на долготерпение и на то, что по прибытии в порт можно будет незамедлительно решить ряд задач в отношении тех, кто нуждается в помощи в первую очередь.
Помимо сухих рапортов Врангелю приходится выслушивать и личные просьбы, обращенные к нему. Часто эмоциональные, порой справедливые, иногда с оттенками доверительности на правах прежней совместной службы или общих петербургских знакомых. Спасенные чаще выражают недовольство условиями исхода, словно бы еще сутки назад их жизни не угрожали пытки и неизбежный расстрел.
«Какой-то генерал дрожащим голосом рассказывал, как ему пришлось эвакуироваться… – Я был комендантом на миноносце “Грозный”. Вы только подумайте! В эту маленькую скорлупку набилось 1015 человек. Не хватает угля, не было воды. Некоторые сошли с
