Но там никого обнаружить не сумел. Значит, засада неразумно засела только с одной стороны дороги. Это означало, что в случае промаха, если люди в засаде начнут стрелять, а промахнуться в ночное время несложно, ополченцы на дороге смогут за машины спрятаться. Усложнила, короче говоря, засада себе задачу. Это от неопытности…
Однако то ли бойцы в засаде мои мысли уловили, хотя я их не выкрикивал на весь лес, то ли сами сообразили. Они обменялись знаками, из которых я сделал вывод, что обучали их американские инструкторы, поскольку американская система знаков слегка отличается от любой другой, и двое тут же скрытно начали смещаться в тыл машинам, чтобы подальше от них перейти дорогу. Для меня это действие прозвучало командой. Я не стал убирать бинокль в футляр, а просто перебросил футляр на ремне под мышку ближе к спине, чтобы не мешал, бинокль, снабженный отдельным ремнем, оставил висеть на шее, вытащил нож из ножен на голени, боковым рычагом на рукоятке взвел стреляющее устройство, а сам патрон уже давно был в стволе. Свой пистолет я даже готовить к бою не стал, удовлетворившись тем, что он частично подготовлен, то есть патрон уже в патроннике, пистолет на взводе, хотя и на предохранителе. Если будет необходимость к нему прибегнуть, моя поясная кобура так устроена, что рука, обхватывая рукоятку, уже саму кобуру расстегивает. И задержки с появлением в руке оружия быть не может.
Я уже приблизился в засаде на такое расстояние, что имел возможность стрелять из «НРС-2». Но тут мне в голову неожиданно пришла еще одна мысль. И очень, как мне показалось, важная, касающаяся меня напрямую. Кажется, я догадался, чего ждали диверсанты в засаде и почему не стреляли сразу. Они ждали меня. А это значило, что была утечка информации. Утечка могла произойти только по трем различным каналам – из ГРУ, из погранотряда и из штаба батальона ополчения, который взялся меня «вывести» на территорию, подконтрольную украинской власти. От такой мысли сразу произошел приток крови к голове. Это существенно осложняло бы мою работу, но в любом случае необходимо было выяснить, что укродиверсанты знают, если они что-то знают. Полная информация была только в ГРУ. В погранотряде информация была частичная, в батальоне ополчения тоже частичная, но уже в другой своей части. И то, что парни из засады знают, могло бы показать, где прошла утечка информации. Следовательно, мне необходимо было захватить живьем хотя бы пару человек. Можно, конечно, и одного, но один, как может оказаться, вообще ничего не знает, или знает слишком мало, или говорить не пожелает. Второй должен быть страховочным вариантом. При этом следует учитывать, что американские инструкторы готовят диверсионно-разведывательные группы из числа бойцов национальной гвардии. А это, как правило, откровенно туповатые, упрямые и упертые «отморозки», идейные украинские фашисты, и с ними не всегда можно найти общий язык. Даже умирая, они будут думать, что умирают за свою идею, и не понимают, что идея их выдумана и выстрадана за океаном. Это тем более
