до нее резко доходит суть выражения «сошелся клином белый свет». Свет в данном случае не белый, а мерцающе-голубой, но для нее высвечивает почему-то лишь его фигуру – остальные тонут во тьме, просто меркнут. Какое ей теперь до них дело.
А он… у него темно-карие, почти черные глаза – немного мутные, пьяные, а может, он и под кайфом, как знать. Профиль почти идеален, нос лишь слегка заострен, но форма интересная, да просто замечательная. На тонких губах – насмешливая полуулыбочка (едкая, как у отрицательных героев в мультиках, добавляет про себя Лана). Что его так забавляет? Он смотрит в ее сторону, но, увы, не на нее – это точно. Она продолжает изучать его, впитывая каждую черточку, каждую деталь. Безупречный изгиб бровей. Смуглые руки с красивыми длинными пальцами. Стройная фигура. Синие джинсы, явно новые, без малейшего намека на потертость. Черный ремень с крупной блестящей серебряной пряжкой. Белоснежные кроссовки, шнурки на которых не завязаны, а легкомысленно заправлены внутрь, чтобы не мешались. Все это дико важно, жизненно важно… А потом он растворяется в толпе. Бармен поджигает напиток в стакане Ланы и кричит, что она должна выпить его залпом прямо сейчас. Лана опрокидывает в себя содержимое стакана (абсент?), у нее на глазах выступают слезы, внутри жжет, только вот от абсента ли? «Изгиб бровей, шнурки на кроссовках… оказывается, ты такая смешная, когда влюбляешься», – забавляется мать.
Как же много людей в этом клубе, как много извивающихся жарких тел, похожих лиц, взглядов, улыбок, голосов… Но его уже здесь нет – Лана бы почувствовала, если бы был. Может, он вышел в холл, а может и совсем ушел… но нет. Как же тогда, зачем?..
Лана выскальзывает из-за столика и проталкивается к выходу. У двери ее плеча касается чья-то рука – поглощенная мыслями, она вздрагивает от неожиданности. Это всего лишь Нина: лицо блестит от избытка тонального крема и мерцающей пудры, глаза – от выпитого алкоголя. Пухлые губы с размазавшейся малиновой помадой (уже с кем-то целовалась?) размыкаются и начинают шевелиться – кажется, она о чем-то спрашивает.
– А? – отзывается Лана рассеянно.
– Ты куда?? – повторяет Нина с недоумением.
– Воздухом подышать! – наугад брякает Лана.
– Отлично, я с тобой! – Нина достает сигарету. – Ничего, что там холодно, а верхняя одежда в гардеробе?
– Да нормально…
Весенний ветер леденяще касается разгоряченной кожи. Нина впивается губами в сигарету и втягивает дым с такой жадностью, будто это, по меньшей мере, эликсир вечной жизни. Потом она вроде бы опять что-то говорит: оживленный взгляд устремлен на Лану, а губы изгибаются то в усмешке, то в гримасе. Интересная, наверное, история. Жаль только, Лану она не волнует, потому что слева стоит он – тоже курит, болтает с другом, смеется – зубы ровные, белоснежные, как у киноактера.
– Не знаешь, кто это? – перебивая подругу, произносит Лана.
– Что? –
