что, когда она идет на базар, никто не может отвести от нее глаз. Теперь она будет шить, вкладывая в стежки свои собственные секреты, и они станут еще могущественнее, потому что ей не придется делить их ни с кем, даже со мной.
– Быть может, я увижу ее на базаре и нарушу закон, – сказал Ло-Мелхиин.
– Не нарушишь, – возразила я. Я не боялась его, поэтому мне легко было говорить ему правду. – Купцы нужны тебе. Если ты нарушишь этот закон, они станут думать, какие еще законы ты готов обойти.
Ло-Мелхиин улыбнулся хищной улыбкой льва и вновь потянулся к моим рукам. Я снова не стала препятствовать ему, хотя на этот раз его пальцы крепче обхватили мои запястья. Я смотрела, как от моих рук к его тянется пламя, пурпурное и черное, как шелк, расшитый секретами. Кровь загудела у меня в ушах, а лампы как будто разгорелись ярче, но затем от его пальцев к моим заструилось медное пламя. На этот раз я была уверена: это не плод моего воображения. Холодное пламя было его силой, я была уверена в этом, а медное пламя было моим, и сегодня оно горело еще ярче. В глазах и в ушах у меня прояснилось, и я постаралась показать Ло-Мелхиину, что ему не удастся меня запугать. Он подался вперед и приложился губами к моему лбу. Я бы не назвала это поцелуем, но ему, похоже, этого было достаточно.
– Мы шили это платье много ночей подряд и плели свои секреты из нитей, которые не расплести, – говорила я напевным голосом, каким рассказывала старинные предания. Его пальцы не ослабляли хватку. Я чувствовала, что он хочет знать больше, хочет вытянуть из меня мои тайны, но мое пламя придавало мне сил, и я не собиралась сдаваться.
Секреты наши по большей части касались мелочей. Каких овец надо постараться включить в ее приданое, какие горшки она возьмет с собой, когда выйдет замуж и покинет отцовские шатры, какие блюда будет готовить, когда обзаведется собственным хозяйством. Эти секреты не стоили ничего, но в то же время стоили целого мира. В них была моя сестра, и я никогда не расскажу ему, какое сокровище он упустил.
Наутро у моей постели лежала аккуратно сложенная дишдаша из пурпурного шелка, расшитого черной нитью. А я была все еще жива и увидела ее.
Глава 7
В последующие дни я стала понемногу изучать жизнь дворца. Служанки, которые каждое утро приносили мне чай и свежую одежду – и которые, вероятно, будут наряжать меня в саван и петь поминальные песни, когда Ло-Мелхиину наконец со мной надоест, – были все как одна миловидны. Они носили сорочки, а поверх них – простые белые платья, того же цвета, что и жреческие одежды моей матери, но более строгого покроя. Волосы у служанок были темными, как у меня, но короче и заплетены в косу, свернутую кольцом на затылке. Я бы и сама хотела такую прическу, но каждое утро женщина, причесывавшая меня, ставила надо мной все новые опыты. Замысловатые прически давили в непривычных местах, и часто к полудню у меня начинала болеть голова. К тому же от них зудела кожа.
Служанки в купальне выглядели примерно так же, но за работой носили только сорочки. Они купали меня каждое утро, и, признаюсь, я находила немалое удовольствие уже
