самом конце улицы, где почти все строения относятся к викторианской эпохе. Фасад из красного кирпича не гармонирует с выкрашенной в белый цвет террасой, однако этот особняк 1930-х годов постройки, имеющий общую стену с соседним домом, – все, что они с мужем могли позволить себе приобрести десять лет назад.
За прожитые здесь после рождения детей годы дом не стал лучше, отмечает она и едва не спотыкается у порога о резиновый сапожок. Карен поднимает его, ставит рядом с собратом, идет в кухню и включает чайник. Пока закипает вода, она обводит жилище задумчивым взглядом. Стены усеяны отпечатками маленьких пальчиков и брызгами. Каждую комнату не мешало бы отделать заново, а значит, все останется по-прежнему, поскольку эта задача ей не по силам.
В патио за окном большая часть горшков пустует, из некоторых торчат побитые морозом растения. Края дорожек давно поросли сорняками.
Вода бурлит, затем раздается щелчок. Карен наливает себе чаю и опирается спиной о стойку. Чайник умолк, в доме повисла абсолютная тишина – будто кто-то пришел и подчеркнул ее красными чернилами.
Интересно, другие мамаши чувствуют себя так же одиноко? Первый день всегда очень тяжелый, думает Карен. А Молли такая маленькая и беззащитная, совсем крошка…
И вдруг, как мчащийся на бешеной скорости грузовик, ее потрясает мысль.
Начало школьной жизни – такой важный этап, думает она. А Саймона с нами нет…
Всего в нескольких кварталах от дома Карен у эркера в спальне стоит Эбби. Снаружи окно обрамляет зеленая листва, что придает ему солидности и делает похожим на выставочный экспонат. За ветвями тиса и изрезанными шипастыми листьями падуба проглядывает Престон-серкус.
Мне будет этого не хватать, думает она.
Треугольные крыши коттеджей железнодорожников выстроились в ряд подобно воинам, – некоторые старые, заросшие лишайником, другие недавно подновленные, сверкающие серебром после внезапного ливня. Самые обветшалые – несомненно, жилища студентов; в остальных скорее всего живут семьи с детьми – те, кого привлекает близость к парку. Отсюда викторианские террасы пастельных цветов убывающими рядами взбираются на холм, будто компоновку города продумывал учитель изобразительного искусства, желающий развить в своих учениках способность передавать перспективу. За ними стоят серые бетонные блоки жилого комплекса «Уайтхок», и совсем вдалеке – мягкий изгиб Южной Гряды, вспаханные и готовые к посадкам поля на меловых возвышенностях.
Эбби вздыхает.
– Ох, Гленн, – бормочет она. – Что же с нами стало, со мной и с тобой?
Она и сама не поймет, что испытывает: злость или огорчение. Как бы там ни было, ее муж уходит от ответственности; по крайней мере, так все это выглядит. На мгновение у Эбби мелькает мысль плюнуть на все. Может, не будем выставлять на продажу дом, разойдемся цивилизованно? Что, если мне улететь в неведомую даль, – а ты разбирайся? Я могла бы вновь заняться фотожурналистикой: искать интересные сюжеты, стараться
