Не отвязав ее, Жоффруа протянул ей кубок с вином, очевидно желая подчеркнуть, что она полностью в его власти. Матильда набрала вина в рот, ополоснула им разбитые, распухшие десны и потом, втянув через нос побольше воздуха, отчего грудь взорвалась резкой болью, выплюнула вино прямо мужу в лицо.
– Лучше умереть! – просипела она.
Жоффруа утер вино с исцарапанного лица. Его глаза полыхали зеленым огнем.
– Берегитесь своих желаний, жена, потому что я могу их исполнить!
– Так сделайте это! – хрипло крикнула она. – Сделайте, и да будет проклята ваша душа!
Он отбросил кубок в сторону и вытянул из ножен свой клинок. Проведя большим пальцем по лезвию, Жоффруа взглянул Матильде в глаза. Юноша ожидал увидеть страх, но нашел только упрямую злость и в самой глубине – странную пустоту, от которой у него кровь застыла в жилах.
– Вы плохая жена, – прошипел он. – Вы нарушили все ваши брачные обеты, и больше я не намерен этого терпеть. Возвращайтесь обратно к отцу. Я отрекаюсь от вас. Вы мне противны.
Нагнувшись, он разрезал ремень, стягивавший ее запястья. Матильда невольно застонала.
– Я прикажу упаковать ваши вещи. – Его голос был холоднее льда. – Когда я вернусь с охоты, вас не должно быть во дворце.
Жоффруа развернулся и вышел. Матильда услышала, как он свистом подозвал свою любимую собаку и заговорил с ней ласково и весело, словно был добрейшим человеком в мире.
Несчастная проглотила тошноту, зная, что если ее станет рвать, то изломанные ребра не выдержат. Цепляясь за край кровати, она поднялась на ноги, но едва могла удержаться из-за боли во всем теле.
– Я никогда не уступлю ему, – выдавила она.
«Никогда». Это слово докатилось до нее будто издалека, и значило оно все и ничего.
Ее камеристки вбежали в комнату, испуганно оглядываясь. Когда Ули ухватила ее под руку, Матильде пришлось подавить вскрик.
– Пойдемте, госпожа, мы уложим вас в постель и позовем лекаря. – Ули отчаянно замахала другой служанке, чтобы та закрыла дверь.
Матильда качнула головой.
– Нет, – с трудом произнесла она. – Он хочет, чтобы я уехала, и я исполню его волю. Я не останусь здесь.
– Госпожа, вы не в состоянии куда-либо ехать! – Добрые карие глаза Ули обеспокоенно расширились.
– Все равно, таков мой приказ. – Матильда едва дышала, а приходилось еще и говорить. – Уложите мой сундук. Сейчас. Мой муж велел, чтобы я оставила его, и на этот раз я готова послушаться.
– Но, миледи, вы не можете сейчас сесть на лошадь! – ахнула Ули.
– Оседлайте белого иноходца, – едва слышно распорядилась Матильда. – Он идет ровно… – Она умолкла, собираясь с силами. – Подложите поверх седла и вокруг него побольше овчины. Велите конюхам… – Каждый вдох давался с огромным трудом. Она согнула спину, чтобы утишить боль в груди.
Ули
