и Аня напряглась: она знала это выражение мужнего лица. Как только оно появлялось, нельзя было оставаться уверенной в благополучном разрешении конфликта. И не то чтобы Анатолий становился агрессивным и лез на рожон, провоцируя других делать то же самое. Нет! Он просто входил в образ непримиримого воина и начинал клеймить всех и вся в округе, невзирая на лица. Таких вспышек гнева Анна по понятным причинам побаивалась, поэтому делала все, чтобы погасить их на корню.
– Скажи лучше мне, – Аня попробовала перевести внимание мужа на себя.
– Тебе я тоже скажу, – стало ясно: супруга не остановить.
– А че случилось-то? – Игорь никак не мог взять в толк, откуда такая реакция на обыкновенный рассказ по поводу телефонного звонка.
– Я запрещаю тебе строить какие-либо отношения с тетей Жанной, – строго, по-учительски, проговорил Анатолий и только собрался объяснить почему, как сын, уставившись на отца такими же сузившимися глазами (гольцовский знак), ехидно поинтересовался:
– Для себя бережешь?
Гольцов осекся, беспомощно взглянул на жену, а потом побагровел и членораздельно, буквально по слогам, проговорил:
– Я сей-час… набью те-бе мор-ду.
– За что-о-о? – завопил двадцатидвухлетний недоросль и спрятался за материнскую спину: дело приобрело фарсовый характер.
– Извинись, – побледневшая Анна повернулась к сыну.
– За что? – с лица Игоря исчезло шкодливое выражение.
– За то! – зашипел на сына отец и шлепнул того свернутым вдвое полотенцем.
– Блин, мам, чего он от меня хочет? – запросил подмоги Игорь.
– Разбирайтесь сами, – отмахнулась от сына Аня и, не допив кофе, покинула кухню.
– Чего это с ней? – удивился младший Гольцов и тут же получил полотенцем по плечу. – Да что я сделал-то?!
– Объясняю, – предупредил Анатолий и, минуя историю с предложением «попить пива», воспроизвел тот фрагмент их разговора, где сын имел неосторожность задать идиотский, «просто невозможный», как определил его Гольцов, вопрос: «Для себя бережешь?»
– Бли-и-ин, вот я дурак, па, – застонал Игорь. – Ты ж понимаешь, это автоматически, нечаянно, просто вылетело, сам даже не знаю, как… – начал оправдываться он, но, как только за Аней хлопнула входная дверь, замолчал.
– Слышал? – старший Гольцов расстроился.
– Ну извини, пап, – Игорь виновато посмотрел на отца. – Правда, не специально.
– Да я-то что, – развел руками Анатолий, – мать вот твоя обиделась. Перед ней извиняйся.
Игорь насупился. И отец, и сын побаивались, когда Аня на них обижалась, потому что, в отличие от других жен и матерей, она не спешила ничего объяснять, не требовала извинений, не вела долгих разговоров по поводу того, как тяжело одной женщине с двумя невыносимыми мужиками. Она просто игнорировала своих мужчин и делала это с такой холодной вежливостью, что Игорь, в детстве ходивший за матерью по пятам, просто умолял ее: «Мам, ну хочешь, я сам
