уже поглядел. Рослый сказал, чтоб я не гладил его долго.
– Ты все время вынимал его из ящика, – сказал Горбун. – Удивительно, как это сука не перенесла их куда-нибудь в другое место.
– Ну, она смирная. Позволяет мне его брать.
Ленни снова вошел в дверь.
Горбун нахмурился, но улыбка Ленни его обезоружила.
– Ладно уж, заходи да посиди со мной малость, – сказал Горбун. – Уж ежели ты не хочешь уйти и оставить меня в покое, так и быть, сиди здесь. – Тон его стал дружелюбней. – Стало быть, все уехали в город?
– Все, кроме старика Плюма. Он сидит в бараке, чинит карандаш и все подсчитывает.
Горбун поправил очки.
– Подсчитывает? Что же это Плюм подсчитывает?
– Кроликов! – почти закричал Ленни.
– Ты вконец спятил. Каких таких кроликов?
– Кроликов, которые у нас будут, и я стану кормить их, косить для них траву и носить воду.
– Ты спятил, – повторил Горбун. – Зря тот, второй, с которым ты пришел, оставляет тебя без присмотра.
Ленни сказал тихо:
– Это правда. Мы это сделаем. Купим маленькое ранчо и будем сами себе хозяева.
Горбун поудобнее устроился на койке.
– Садись, – сказал он. – Вот сюда, на бочонок из-под гвоздей.
Ленни, скрючившись, сел на низкий бочонок.
– Вы мне не верите, – сказал Ленни. – Но это правда. Чистая правда, спросите у Джорджа.
Горбун подпер розоватой ладонью черный подбородок.
– Ты живешь вместе с Джорджем, да?
– Известное дело. Мы с ним всегда вместе.
– Иногда он говорит, а ты не можешь взять в толк, об чем это он, – продолжал Горбун. – Так, что ли? – Он наклонился вперед, вперив в Ленни свой острый взгляд. – Ведь так?
– Да… иногда.
– Он говорит, а ты в толк не можешь взять об чем?
– Да… иногда… Но не всегда…
Горбун еще больше наклонился вперед, сдвинувшись на край койки.
– А я не с Юга родом, – сказал он. – Родился здесь, в Калифорнии. У моего отца было ранчо – акров десять земли, он там курей разводил. К нам иногда приходили белые дети, и я играл с ними. Среди них были и добрые. Моему старику это не нравилось. Я только потом, через много лет, смекнул почему. Но теперь-то я знаю. – Он замолчал в нерешительности, а когда снова заговорил, голос его зазвучал мягче. – На много миль вокруг нашего ранчо не было другой негритянской семьи. И здесь, на этом ранчо, кроме меня, нету ни одного негра, и в Соледаде только одна семья. – Он засмеялся. – И ежели я чего говорю, невелика важность – мало ли чего черномазый наговорит.
– А как вы думаете, – спросил Ленни, – скоро щенков можно будет гладить?
Горбун снова засмеялся.
– Когда с тобой разговариваешь, можно быть уверенным, что ты не разболтаешь. Так вот, пройдет недели две – и щенки подрастут. А Джордж себе на уме. Говорит, а ты ничегошеньки не
