скандинавских блох, и лишь Сеня окончательно потерял мечту о Канарах. Вот такая несправедливость! И мой Рабинович настолько расстроился, что даже способность трезво рассуждать потерял.
– Нет, не будем, – отрезал он, когда Жомов предложил выпить в честь благополучного возвращения. – Охренел совсем? Нам на службу еще идти.
– Что это с тобой, Рабинович? – ошарашенно поинтересовался Иван. – Сегодня ведь по календарю одиннадцатое ноября. Значит, вчера праздник был, и все в отделе удивятся, если мы туда неопохмеленные придем. У них же просто обмороки случатся! Тебе людей не жалко?
– Жомов, если я сказал «нет», значит, не пьем! – Ну, просто позавидовать можно твердости характера моего хозяина! – Вот после работы отметим возвращение. А сейчас хватит лясы точить. Одеваемся и выходим!
Попов с Жомовым удивленно переглянулись. Мне же невыносимо захотелось поставить лапы Рабиновичу на грудь и посмотреть в его умные глаза. Или какие-нибудь анализы у Сени взять, чтобы удостовериться в подлинности Рабиновича. Не мог же за ночь человек так кардинально перемениться?! Но я пес серьезный, не болонка какая-нибудь приблудная, поэтому на задних лапах скакать не стал, а покорно взял в зубы поводок и направился к двери. Андрюша с Ваней тоже не дураками оказались. Они синхронно пожали плечами и пошли следом за мной.
До отдела внутренних дел от нашего дома – десять минут ходьбы. Мы же их превратили во все двадцать из-за того, что Жомов с Поповым, как два идиота, пялились по сторонам, то и дело останавливаясь и с бурной жестикуляцией принимаясь обсуждать ту или иную деталь окружающего пейзажа. Понять их, конечно, можно. Все-таки по родным урбанистическим красотам мы все соскучились. Но когда два взрослых мужика, да еще одетых в милицейскую форму, начинают хлопать друг друга по плечам и орать: «Ой, смотри-смотри, троллейбус поехал!» – это выглядит, мягко говоря, странно. Так и тянет подойти к ближайшему телефону-автомату и набрать номер «Скорой помощи». Удивительно, что никто из прохожих помочь душевнобольным ментам так и не попытался. Просто пялились удивленно, а кое-кто даже на другую сторону улицы поспешил перебраться.
Один только мой Сеня выглядел грустно-задумчивым. Шел себе тихонько по тротуару, опустив голову, и даже мой поводок в руку взять забыл. Понятно, конечно, что он из-за утраты драгоценностей расстроился, но я почему из-за этого страдать должен и собственным поводком давиться? А Рабинович моих страданий не замечал, и я так и довел сам себя до нашего отдела. От этого, честное слово, крамольные мысли в голову полезли: а может быть, раз я сам оба конца поводка контролирую, то хозяин-то мне и не нужен?.. Но я титаническим усилием воли прогнал эти дурацкие думы прочь. Согласитесь, не бросать же мне хозяина из-за того, что он один раз свои прямые обязанности выполнить забыл! Пропадет он без меня…
Не знаю, что именно так угнетало Сеню. Конечно, разрушенные в прах мечты еще никому радости не доставляли, но, может быть, мой Рабинович
