свалил в расселину камешек. Он покатился по ее откосу, зацепил другие камни, и они с шумной трескотней посыпались вниз дождем. Стоявший внизу, в шестистах ярдах у входа в ущелье, Брюс отчаянно выругался. Он увидел, что Тир сел.
С полминуты Тир просидел на задних лапах. Затем он бросился к расселине, ковыляя туда медленно, но решительно. Задыхаясь от волнения и внутренне браня себя за свою неосторожность, Лангдон старался обеспечить за собою последние десять футов у края стремнины. Он слышал долетавшие до него крики Брюса и не знал, что это было с его стороны предостережение. Стараясь как можно скорее покрыть эти последние три или четыре ярда, он дико цеплялся и руками и ногами за выступы шифера и скал. Он был уже почти на самой вершине и только здесь на минуту остановился и огляделся вокруг. Сердце у него похолодело, и он не мог оторвать глаз от того, что видел. Целые десять секунд он не мог двинуться с места. Прямо над ним свесились башка и громадное плечо чудовища. На него смотрел сам Тир, широко разинув пасть, из которой торчали клыки величиной в палец, и гневно и обиженно сверкая зеленовато-красными глазами. В этот момент он в первый раз в жизни увидел человека. Его легкие были полны этого удушливого запаха, и вдруг он отвернулся. Навалившись животом на ружье, Лангдон естественно не мог выстрелить. Не помня себя, он пополз вперед еще на несколько оставшихся футов. Теперь уже целые осколки и даже крупные камни вываливались из-под него и скатывались вниз. Взобраться на самый верх было для него теперь делом какой-нибудь одной минуты.
Тир был от него уже в сотне ярдов и катился к проходу, точно громадный шар. Из глубины ущелья донесся резкий выстрел. Это выстрелил из ружья Отто. Лангдон тоже быстро прицелился и, использовав левое колено в качестве подпорки для ружья, стал палить с расстояния в полтораста ярдов.
Бывает так, что один час, одна минута решают всю жизнь человека; и десять секунд, которые промелькнули с момента выстрела Отто, сразу же изменили Тира. Теперь он понял наконец отлично, что этот запах исходил от человека. Он воочию увидел и самого человека. И тут же почувствовал… Ему показалось, что это была одна из тех молний, рассекавших темное небо из края в край, которые он уже не раз видел на своем веку, и что эта молния, точно раскаленный докрасна нож, пронизала его тело; но вместе с невыносимой, жгучей болью до него донесся и гром ружей, на который со всех сторон откликнулось эхо. Он повернулся к скату горы, когда пуля ударила его в плечо, пробила на нем шкуру и засела в мясе, не повредив кости. Он был всего только в двухстах ярдах от расселины, когда она догнала его. Не пробежал он еще и следующей сотни ярдов, как жгучий огонь вдруг опять ошпарил ему на этот раз уже бок. Но ни тот ни другой выстрел не причинили его громадному телу особого вреда; и двадцати таких выстрелов было бы недостаточно, чтобы положить
