месяца через два после их знакомства Наталья Сергеевна поинтересовалась у Ольги (кстати, они так и обращались друг к другу: одна по имени-отчеству, другая – просто по имени), есть ли в саду группа-продленка, где можно было бы оставить дочь после работы часа на три-четыре. Ей, сообщила она, неожиданно предложили два билета в Большой театр на «Аиду».
– О чем речь? – ответила Ольга. – Я с удовольствием возьму Наденьку к себе. Костик с ума сойдет от радости. А группы такой нет. Вроде бы собираются открыть после Нового года.
Наталья Сергеевна не любила быть обязанной кому бы то ни было, но другого выхода у нее не было: знакомыми, кроме Ольги, на новом месте она еще не обзавелась. Она растроганно поблагодарила, пробормотав о своем теперь вечном долге и пообещав вернуться из театра поскорее.
Но сделать это им не удалось. Такси они не поймали, только потратили время, пригородная электричка ушла перед самым носом, и они появились у Верховых далеко за полночь. Каково же было их удивление, когда они увидели накрытый стол. Особенно настойчив был в уговорах остаться Костин папа, Алексей Константинович («Ну, пожалуйста, хотя бы на полчаса, пожалуйста»), который им обоим сразу понравился. Он был настолько высок и широк в плечах и к тому же начал седеть, что в сравнении с ним сухой и поджарый Дмитрий Иванович со своими метр семьдесят пять казался подростком. Но на мужественном лице Алексея Константиновича была такая радушная улыбка, а глаза так искренне умоляли, что устоять было невозможно. К тому же дети сладко спали, Надя на Костиной кроватке, а он сам на тахте рядом, завтра был выходной, и они остались. Уже после первой рюмки Алексей Константинович предложил им перейти на «ты» и без отчества, мотивируя тем, что в доме у него бывают только близкие друзья. Не смогла это сделать только Наталья Сергеевна, и, глядя на нее, Ольга. Но на них мужчины махнули рукой. Дмитрий Иванович при этом рассказал, что его жена даже родную мать на вы называла.
– У них это в крови, – пояснил он не без гордости. – Она у меня, видите ли, потомок старинного дворянского рода, кстати, из этих мест. Одна ее девичья фамилия что стоила: Ланская-Кильштетова. Да она мне по гроб жизни должна быть благодарна за то, что я ее сделал простой советской гражданкой Зориной. Как звучит, а? Конечно, пришлось изрядно потрудиться над ее перевоспитанием. Она ведь и меня до самой свадьбы на вы величала. Я ее, бывало, целую, а она, закрыв глаза, шепчет: «Как вам не стыдно, Дима».
– Дима, как тебе не стыдно! – вспыхнула Наталья Сергеевна, и ее голос утонул в дружном хохоте.
В стену кухни постучали чем-то железным, наверное, сковородой, и послышался возмущенный женский голос:
– Как вам не стыдно!
Даже Наталья Сергеевна прыснула и испуганно приглушила смех ладонью.
– А недавно мы выезжали на пикник, – не унимался, переходя на шепот, Дмитрий Иванович. – У речки Наташа увидела
